Этюды для левой руки - Марианна Гончарова Страница 44

Прекрасный учитель Тузик преподавал в Линкином классе историю искусств. Прекрасный. Умный. Линка и ее подружки говорят, что он даже очень красивый – высокий, худощавый, длинноволосый. Трогательный, с нежным мечтательным лицом и прекрасными узкими руками. Вроде он из Минска или из Бреста сюда переехал. Словом, из Белоруссии. Этот Тузик был идеальный субъект для опытов где-нибудь в научно-исследовательской лаборатории бехтеревских адептов. Мужчина-букет. Букет комплексов. Это все вначале так думали. Ну, учителя, они ведь вообще лучше всех все знают. Даже то, чего вообще не знают.

А звали учителя именно Тузик Сергей Владимирович. Это фамилия такая белорусская, Тузик. Означает каблук.

Его, Тузика, понимала и любила очень только моя дочка Лина. И еще – жалела. Потому что он, Тузик, удивительно был одаренный. Кто-то говорил, что чуть-чуть альтернативно, ну так что ж… Где-то Бог дал, а где-то и не хватило. Так что он был безумно талантлив. Безумно – именно то слово здесь, да. Он рисовал, печально склонив на клочком бумаги свое отрешенное прозрачное лицо, одной сплошной линией, не отрывая грифель карандаша от листа. За пару секунд – лицо, за минуту – городской пейзаж. А уж как он рисовал воду! Так, что слышно было, как журчит ручей или шумит водопад. А птиц! Разных птиц рисовал – это просто невозможно описать! Как китайские мудрецы о своих великих художниках говорили: если они рисовали птицу, а последним штрихом прорисовывали глаз – птица взлетала. Поэтому Тузик рисовал птиц не то чтобы безглазых, он глаза там подразумевал, и каждый, кто смотрел, видел их, но на самом деле их там не было. Вот такие чудеса.

Но когда Тузик вел урок, это была катастрофа – он бормотал себе под нос, стеснялся, елозил ногами и пачкался мелом – извозякается весь, из класса выходит, как отработавший смену маляр. И оглядывает себя всего растерянно и сокрушается: «Ой, опять испачкался, папа меня накажет…»

И Линочка моя, правильная добрая девочка, помогала ему костюм почистить. И странно, говорит Линка, он ведь ну одну-две даты на доске за весь урок запишет или там фамилию художника или композитора… А от смущения цапнет кусочок мела и мусолит его, мусолит весь урок. Дырки в нем ногтиком колупает, крошит, ко рту подносит в задумчивости, откусывает от него – ужас.

А недавно мальчишки в классе разошлись, стали хулиганить и на уроке истории искусств оплевали Тузика Сергея Владимировича из трубочек ворованным из кабинета труда бисером. И Тузик заплакал. И даже очень громко заплакал и выбежал из класса. И прижался лбом к окну в коридоре. А следом выбежала добрая Линка, подошла осторожно и положила ему руку на плечо: «Сергей Владимирович, вы не расстраивайтесь…» А Тузик обиженно дернул плечом, сбросив Линкину руку, и как рванет по коридору подальше, в холл, к входной двери – и убежал домой. А за ним побежали Лина и ее подружка Маша, и ее подружка Ксюшка, и две Алинки побежали следом, потащили его пальто, шапку, шарф и портфелик старый, виды видавший.

На следующий день в Линкин класс с глухим рычанием вломился Тузик-старший, Тузикин, значит, папа. Тоже Тузик, но Владимир Сергеевич и полная противоположность Тузику-младшему, свирепый и дурной, как волкодав. Ворвался в девятый класс и давай разбираться. Мстить. И стоял перед классом и рубил кулаком и угрожал, помогая себе выражениями лица, и рррыкал на каждого, отдельно резко вскидывая большую и злобную голову. И класс замер, воцарилась, как пишут, мертвая тишина, но вдруг тихонько заскрипела и приоткрылась дверь, и в двери показался нос Тузика-младшего, Сергея Владимировича, который все это время стоял под дверью и переживал. И Тузик-младший проскулил: «Па… ну пааа… Ну не надо, пааап…»

А Владимир Сергеевич Тузик отмахнул в его сторону рукой сплеча и шикнул на него: «Уди, Стебелек! Я с ними тут сам разберусь».

И все в классе сначала прыскали опасливо, а потом не выдержали, и грохнул смех. Потому что Тузик – еще ладно, но Стебелек – это все. Только Линка не смеялась, и все вокруг нее сидящие – рядом, сбоку и сзади – тоже молчали, потому что Линка на всех выразительно смотрела. А Лина, она ведь моя дочечка, она умеет выразительно смотреть.

Затем папа Тузик забрал своего сына Тузика-Стебелька из школы.

Ну и правильно.

Недавно мы видели его в центре города на вернисаже – он сидит рядом со своими картинами, где вода, птицы, горы… И рисует портреты сплошной линией… рисует, склонив над листком свое печальное, прозрачное, отрешенное лицо.

Я заметила, что у настоящих талантов во время работы одинаковые лица. Прозрачные, отрешенные и немного печальные.

Иностранцы его работы хорошо покупают. А Линка наша как стала около него, так стояла и стояла. И уходить не хотела… А на обратном пути была молчалива и тиха и вдруг сказала, что если бы все были такие, как Стебелек, то в мире была бы гармония, любовь и покой…

«Ну, – добавила она, – пусть еще пару человек будут такие, как Тузик-старший. Такие тоже нужны. Для спокойствия и безопасности Стебельков».