Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - Михаил Трофименков Страница 44

Теперь Синклеру предстоял ответ за все: за большевизм, за Фокса, за пренебрежение этикетом. Голливуд не забыл, как на премьеру в Китайском театре Граумана фильма по своему сценарию «Мокрый парад» 17 марта 1932-го Синклер явился в деловом костюме, проигнорировав предписанный black tie ^[12]. Сам Грауман – случай беспрецедентный – демонстративно проигнорировал одного из главных героев вечера.

* * *

Шесть ведущих студий пригрозили в случае победы Синклера свернуть бизнес. MGM анонсировала реанимацию павильонов херстовской студии Cosmopolitan в Нью-Йорке. Warner – перевод производства во Флориду: на «выбор натуры» спешно отправился сам Джозеф Шенк. Обрадованная Флорида пообещала освободить студии от налогов. Еще более обрадованные спекулянты надули мыльный пузырь на флоридском рынке недвижимости.

Синклер потешался: исход обойдется студиям в миллиард, британцы не упустят шанса перехватить мировое киногосподство. Магнаты вообще представляют себе климат во Флориде?

Москит, укусивший в разгар съемок звездную дамочку в нос, обойдется студии в пятьдесят тысяч.

Студии объявили добровольно-принудительный сбор миллиона в пользу Мерриама. Работников, получающих свыше девяноста долларов в неделю, обязали жертвовать дневную зарплату. Служащим вручались неподписанные чеки: «Это ваше пожертвование, на которое мы рассчитываем».

Если служащий медлил, через пару дней ему звонили или наносили визит мытари. На сопротивление решились редкие фрондеры: Кларк Гейбл, Уильям Де Милль, Мелвин Дуглас, Гручо Маркс, Фредерик Марч, Кэтрин Хепберн, Джин Харлоу. Кегни пригрозил отдать дневную зарплату Синклеру. Но, пошумев, почти все смирились.

Сразу за воротами Columbia по распоряжению Кона водрузили двенадцатиметровый термометр, показывавший не температуру, а выполнение плана по сбору пожертвований. «Градус» вымогательства почти достиг ста процентов, когда коса нашла на камень: заупрямились сценаристы.

Кон вызвал меня:

– Что я слышу: ты не хочешь жертвовать?

– Нет, я против Мерриама, я за Синклера.

– Не выйдет. Мы должны дать сто процентов.

– Ну так ‹…› выставь сто процентов на своем термометре.

– Нет, нет. Все должно быть по-честному. Мы не можем мухлевать. ‹…›

Он начал манипулировать:

– Да, ладно тебе, вот Джон [Лоусон] согласился заплатить, если ты заплатишь.

– Ты наверняка то же самое сказал ему обо мне.

Он засмеялся. Гарри был реальным гангстером и, если его подловить, злобно скалился. ‹…› Я получал 750 в неделю, так что должен был внести 150. Кон сказал:

– Дай сотню.

– Ни копейки. ‹…›

– Ты, что, анархист?

– Не совсем.

– Социалист? ‹…›

Наконец он попросил:

– Дай полтинник, этого достаточно.

– Не хочу.

Вызвав меня еще раза три-четыре, он совсем разнервничался:

– Дай пять долларов – символически!

– Нет. Я не отдам тебе символ. ‹…›

Он сказал:

– Ладно, я не могу тебя уволить. ‹…› Но знаешь, что я сделаю? Если ты ничего не дашь, я больше не поручу тебе никакой работы.

– Но ты же в любом случае мне заплатишь.

– Заплачу, но ты будешь приходить к девяти утра и сидеть до пяти – это твое наказание. – Джон Уэксли.

Гильдия сценаристов приняла резолюцию протеста. Журналист Фрэнк Скалли создал Лигу писателей за Синклера, но среди ее участников (Дороти Паркер, Морри Рискинд, Льюис Браун, Джим Талли) знаменит был лишь сценарист Джин Фоулер («Сколько стоит Голливуд», 1932; «Двадцатый век», 1934).

(Звездный час Скалли настанет в 1948-м: он уличит правительство в том, что оно засекретило гибель «зеленых человечков» при аварии летающей тарелки в Нью-Мексико.)

Через океан Синклера поддержал Бернард Шоу, оговорившись: «Мои политические взгляды гораздо радикальнее».

Естественно, что Синклер первым делом обратился за поддержкой к Чаплину, а тот, естественно, отказал: «Отождествлять себя с каким-либо движением в политике – большая ошибка. Как и прежде, мой принцип – неприсоединение». Между тем Чаплин – сам себе магнат – уже завоевал и финансовую, и творческую независимость. Потом, правда, передумав, он произнес на митинге в пользу EPIC 27 июня 1934-го единственную в своей жизни политическую речь.