Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи Страница 43

Гиду вошел в комнату аптекаря. Ким поднял на него глаза и увидел, насколько безнадежным был его взгляд. Гиду опустил голову.

— Не смею поднять лица моего… Прошу прощения… Я очень сожалею… — низко кланяясь аптекарю и запинаясь, произнес он.

— Случившееся не воротишь назад. Надо позаботиться о будущем, — расстроенным голосом ответил Ким.

— Вроде и большого ветра-то не было… Я, было, приказал команде «Намхэ» пересесть на наш корабль, но словно какой-то злой дух подстроил все эти несчастья.

— Да уж… Корабли могли и пропасть, а вот люди…

Наступило молчание.

— Может, «Намхэ» унесло еще куда дальше? — Гиду горячо верил, что экипаж «Намхэ» остался в живых, и не переставал надеяться.

— Нам остается только ждать…

Аптекарь и Гиду виновато посмотрели друг на друга, но ни один не смог предложить выхода из ситуации. Оставалось только полагаться на случай.

Вдруг со двора послышался шум. Семьи пропавших без вести моряков, узнав, что вернулся Гиду, снова нахлынули в дом Кима.

Гиду вышел из комнаты — запавшие щеки, красные от бессонницы глаза, медленная усталая походка. Завидев его, толпа затихла. Но многочисленные глаза всех были с надеждой устремлены на него. Гиду провел ладонью по лбу. Ёнок и мать замерли в ожидании, словно нахохлившиеся от дождя цыплята.

— Ты же живой! — разорвала тишину старуха с седыми волосами. — А где мой сын Мансу? — Она снова упала на землю и стала колотить ее кулаком.

Гиду молчал.

— Верни моего сына! Ты вернулся, а мой Мансу?! Где мой Мансу?! На что он оставил старую мать? Ай-гу-у… бедный мой Мансу!

Плач старухи растрогал других пришедших с ней, и двор наполнился рыданиями.

— Ай-го, ай-го… Дитя мое! Бедное, несчастное дитя мое! Все спят в теплой комнате, а тебе лежать тысячи лет на дне морском в зимние ветреные ночи. Никто не может утешить меня! На кого ты меня остави-и-ил?!

Старуха залилась горьким плачем. У молодой потной женщины за спиной закапризничал ребенок, он был голоден. Она взяла его на руки и дала ему грудь. Младенец жадно схватил грудь, но тут же громко заплакал — молока в груди не было. Женщина низко склонилась над ним, из глаз ее катились крупные слезы:

— И зачем ты появился на свет?

Гиду стоял без движения и сокрушенно молчал. Ёнок со служанкой принесли с кухни кашу из молотого семени кунжута и принялись раздавать ее плачущим. Старуха, не обращая никакого внимания на Ёнок и ее уговоры, отказалась принять кашу и продолжала вопить на весь двор.

Гиду не отрывал взгляда от матери Ёнсама, которая как-то приходила в порт навестить сына. Она курила в тот момент, когда служанка предложила ей кашу. Женщина одной рукой без замедления приняла тарелку, а другой потушила сигарету и взяла ложку. Ёнсам был ее приемным сыном. Она приехала из Ёсу и уже несколько дней оставалась в доме аптекаря.

«Бедный Ёнсам», — подумал Гиду и почувствовал, как сжалось от сострадания его сердце. Перед ним всплыло рябое лицо молодого парня Ёнсама, который больше любил работать на корабле в море, чем на острове, а в будущем мечтал стать капитаном.

— Ну хватит, хватит. Разве этим можно помочь? — Никто и не заметил, как во двор вошел старик Со и начал уговаривать всех замолчать. — Разве может человек распоряжаться своей судьбой, чтобы остаться в живых? Не видите, что ли, что дом Кима скоро разорится, как и многие из вас? Зачем вы приходите сюда каждый день, подливаете только масла в огонь своими причитаниями?

До возвращения Гиду домой старик Со уже побывал в такой передряге.

— А тебе-то что, жалкий старикашка? У тебя-то сын живым вернулся! Тебе-то хорошо. Хорошо же, а? — Старуха вскочила с земли и грудью стала напирать на отца Гиду, тряся перед его носом кулаком. Старик отступил.

— Какая мне разница, что будет с этим домом, будет он богат или разорен? Я сына своего потеряла! Сына моего единственного потеряла… а-а! — завыла старуха, снова упав на землю и скребя ее руками.

— Бабуля, еще ничего не известно. Кто знает, может, их прибило к какому-нибудь острову. Не надо так, давайте будем надеяться. — Гиду стал поглаживать ее по плечам, но тут надежда покинула и его, и нахлынуло отчаяние.

Солнце село, и над островом Гонджи стали сгущаться огромные багровые тучи. Над морем, расправив окрашенные в алый цвет крылья, в поисках пищи кружили чайки. Они кружили над морем и плакали, как новорожденные младенцы.