Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг Страница 43

Нервный официант приглашает нас в заднюю часть ресторанчика, в комнатку, которая заодно служит складским помещением. Утонув в изношенном кожаном диване, накрытом пластиковой пленкой, мы с удивлением обнаруживаем, что здесь уже сидят две другие женщины: их разместили у противоположной стены. На вид им лет по двадцать с небольшим, и одна из них мгновенно опускает глаза, пока мы не встретились взглядами. Другая, тщательно прикрытая черным платком, консервативно заложенным и заколотым вокруг лица, отвечает мне прямым взглядом.

Я узнаю́ этот пристальный взгляд.

Но Сетарех категорически против моей привычки часто завязывать разговоры с незнакомыми людьми, так что я еще некоторое время изучаю варианты кебаба в своем засаленном меню на дари. Когда я снова поднимаю глаза, молодая женщина улыбается мне.

– Вы американка, да? – спрашивает она. – Я люблю практиковаться в английском, когда встречаю иностранцев.

– На самом деле я шведка, – говорю я, отвечая ей улыбкой. – Но, если хотите, можем попрактиковаться вместе.

Сетарех мягко касается моей руки предостерегающим жестом. Болтливая иностранка – это та моя сторона, которую она любит меньше всего. Сетарех уже несколько раз говорила мне, что это одновременно и невежливо, и потенциально опасно, но я продолжаю играть эту роль, рассказывая нашим компаньонкам за обедом, что мы работаем над небольшим проектом: встречаемся с девочками, которых воспитывают как мальчиков. Да-да, к этому времени мы взяли интервью уже у нескольких десятков. Стеснительная девушка озадаченно поднимает взгляд на свою уверенную подругу. Сетарех едва не давится кебабом. Консервативно одетая девушка лишь заливается смехом.

– Да! Да! Я одна из них! Я была мальчиком!

– Я догадывалась.

Мы широко улыбаемся друг другу.

Ее прозвище – Споз, она младшая из шести сестер в своей семье. У них есть только один брат, который появился на свет третьим ребенком. До его рождения семья нуждалась в волшебстве, а когда он родился, ему был нужен приятель для игр. Так что три младшие сестры по очереди играли роль мальчика в первое десятилетие своей жизни. Споз говорит, что в эпоху Талибана она вовсю веселилась, бегая по улице и играя в футбол, и волосы ее были тогда коротко обрезаны. Она научилась бросать мальчишкам вызов в спорте, драках и разговорах. Прямо перед десятым днем рождения ее превратили обратно.

Теперь ей 19 лет, и она полна оптимизма, видя перед собой после окончания учебы в Кабульском университете только возможности.

Это делает Споз очень необычной молодой женщиной {76}, поскольку она – одна из всего пары тысяч студенток университета на всю страну. Многие отцы не позволяют дочерям учиться после достижения 10–12-летнего возраста. В качестве резона чаще всего приводят экономические факторы и соображения безопасности, но некоторые просто говорят, что «нет необходимости» обучать девушку, которая все равно выйдет замуж. Углубленная образованность потенциально способна сделать девушку менее привлекательной в качестве супруги, поскольку у нее сложится система собственных взглядов и могут возникнуть планы пойти на работу. Однако отец Споз, так же как в свое время отец Азиты, научил ее масштабно мечтать о своем будущем.

– Я счастлива, что Всевышний создал меня девушкой, чтобы я могла стать матерью. В душе я по-прежнему мальчик, но теперь ношение женской одежды – это мой выбор. Важно быть бача пош только психологически, чтобы понимать, что можешь заниматься чем угодно.

Теперь, когда Споз – женщина, она бы ни за что не захотела быть кем-то другим в этой части мира, говорит она. Почему? У женщин на Западе «бывают связи» с тысячами мужчин, и это кажется ей попросту неправильным: женщина должна быть только с одним мужчиной.

Сетарех снова сгорает со стыда, и я торопливо упоминаю, что там, откуда я родом, всё совсем не так – да и вообще в большинстве стран, если уж на то пошло. Благочестивая бывшая бача пош перебивает меня, делая комплимент моему чисто черному новому стилю, созданному Сетарех:

– Нет-нет, конечно, я же вижу, что вы не такая, по тому, как вы одеваетесь!

Она мечтает стать инженером и говорит, что глубокая вера укрепила ее понимание женских прав, но воспитание бача пош не обязательно ведет к либеральным взглядам во всем, что касается гендерных вопросов.

Споз – это лишь единичный пример того, как афганская девушка, очень религиозная и происходящая из консервативной семьи, способна ясно понимать свои женские права, одновременно выступая в защиту строгих правил для женщин. Она полагает, что девочки, приближающиеся к половой зрелости, ни в коем случае не должны выглядеть как мальчики и что женщинам в Афганистане абсолютно необходимо быть хорошо прикрытыми.

– Мы – два разных вида людей, – объясняет она это свое убеждение. – Мы очень отличаемся друг от друга, но только телом – ничем больше. Женщина – очень красивое существо. Чтобы защитить что-то красивое, надо это прикрыть. Как бриллиант. Нельзя просто положить его на улице, потому что тогда кто угодно подойдет и возьмет.

В то же время она уверена, что, если бы Афганистан стал более современным, одежда имела бы меньшее значение.

– Я мусульманка, и я терпеть не могу такую одежду, – говорит она, указывая на свои черные покровы. Споз все равно продолжала бы носить платок в знак уважения к своей вере, но полный покров она носит только потому, что это необходимо в ее консервативной стране. – Мы воюем уже тридцать лет. Наша страна – не особенно развитая. Сейчас не время экспериментировать с одеждой.

Мы встречаемся в тесных кабинетах Независимой комиссии Афганистана по правам человека {77}, председателем которой является Сима Самар.

Бывший министр по делам женщин, Самар входит в комнату, одетая в белый перан тонбан и сандалии на плоской подошве, украшенная серьгами-капельками из белого жемчуга, выглядывающими из-под ее густых седых волос. Приглушенные тона ее одежды гармонируют с убранством кабинета. Замшевые кресла задрапированы покрывалами с орнаментом из «индийских огурцов». На боковом столике вибрирует с выключенным звуком ее BlackBerry последней модели.