Низина - Джумпа Лахири Страница 43

Но она не стала признаваться Субхашу тогда в разговоре, что почти решила — не становиться матерью во второй раз.

Она спала с ним просто потому, что спать с ним было легче, чем не спать. В какой-то момент ей просто захотелось покончить с его ожиданиями в отношении ее. И еще погасить в себе этот светящийся призрак Удаяна. Как-то избавиться от преследований прошлого.

В том, как они занимались любовью, ничто не напоминало ей Удаяна, поэтому в итоге тот факт, что они были братьями, уже больше не смущал ее так. В сексе она искала удовольствия и забвения, помогающего избавиться от разных мыслей. После секса к ней приходил крепкий сон.

Тело у него было не такое, как у Удаяна, — какое-то более робкое, что ли, но вместе с тем и более чуткое. Временами ее даже тянуло к этому телу, хотелось ощутить его. Такое желание походило на удовольствие попробовать различные сочетания продуктов, которые он готовил во время беременности. С Субхашем она узнала: акт, призванный выразить любовь, мог не иметь ничего общего с настоящей любовью. Душа и тело — это разные вещи.

В студенческом клубе она часто видела объявления с предложениями платных услуг по присмотру за ребенком. Такие объявления давали студентки или жены преподавателей. Гори переписала себе несколько номеров телефонов.

Она спросила Субхаша, не могли бы они нанять кого-нибудь, чтобы она могла в освободившееся время посещать лекции по немецкой философии, их читали в университете дважды в неделю. Хотя Беле было уже пять, она все равно ходила в детский садик только на полдня.

На просьбу Гори Субхаш ответил отказом. Не из-за денег, а из-за принципа — не хотел, чтобы за Белой присматривал чужой человек.

— Но здесь так принято, — попыталась возразить Гори.

— Нет, Гори, с ребенком будешь сидеть ты, — сказал он.

Хотя он разрешал ей посещать в свободное время лекции, она поняла: он не считает ее занятия работой. В свое время, предлагая ей выйти за него замуж, он говорил о возможности продолжить учебу в Америке, но теперь неуклонно настаивал — приоритетом должна быть Бела.

«Она не твой ребенок», — в такие минуты ей хотелось напомнить ему правду.

Но это конечно же не было настоящей правдой. На детском празднике в танцевальной группе она видела, как изменилось личико Белы, когда в зал вошел опоздавший к началу Субхаш. Девочка просто преобразилась — увидев отца, она гордо вскинула головку и весь остаток выступления танцевала только для него.

Спустя несколько дней Гори снова завела этот разговор и объяснила:

— Для меня это очень важно.

Он очень хотел пойти ей на уступки и пообещал попробовать как-то перекроить рабочее расписание. Он начал уходить раньше по утрам и несколько раз в неделю возвращался с работы в дневное время. Гори записалась на учебный курс и накупила себе книг, тетрадок, ручек и словарь.

Когда Гори оставалась с Белой одна, у нее появлялось ощущение, что время не движется, несмотря на темнеющее небо в конце каждого дня. Она не любила тишину в квартире — тишина подчеркивала ее изолированность от всего и от всех, кроме Белы. С Белой она чувствовала так, словно они были одним человеком. Это чувство связанности по рукам и ногам, эта зависимость угнетали ее морально и физически. И иногда ее просто ужасало то, что при такой спаянности жизни их обеих она оставалась такой одинокой.

По будням, приводя Белу из садика, она первым делом шла на кухню, мыла там оставшуюся от завтрака посуду и начинала заниматься ужином. Замачивала в кастрюле рис, чистила лук, картошку, перебирала чечевицу, приготовив, кормила Белу. Она все никак не могла понять, почему этот набор вроде бы не столь уж обременительных домашних обязанностей действует на нее так убийственно. И каждый раз после окончания домашних дел она не могла понять, почему так устала.

Гори с нетерпением ждала, когда Субхаш подменит ее, отпустит на лекцию или в библиотеку. Дома она заниматься не могла — негде закрыться, не было своего письменного стола.

Она завидовала Субхашу — он может целый день быть на работе, свободно приходить и уходить. Она чувствовала уколы ревности, когда он по утрам перед уходом на работу общался с Белой.

Она обижалась на него, когда он на два-три дня уезжал на океанографические конференции или на исследования в открытом море. Гори понимала: здесь совсем не было его вины, но, когда он появлялся, ей иной раз с трудом удавалось переносить даже просто его вид или звук голоса, в самом начале так нравившегося ей.

Она стала ужинать до его прихода, вместе с Белой, а еду для него оставляла на плите. Как только Субхаш входил в квартиру, она убегала на вечернюю лекцию. Свежий ветерок обдувал ей лицо, пока она спешила по улице — еще засветло весной и уже в потемках осенью.

Сначала она ходила вечерами только на лекции, но потом стала оставаться и в библиотеке. Субхаш любил проводить время с Белой, поэтому не возражал и охотно отпускал ее. Так постепенно она начала чувствовать отчуждение со стороны мужчины, от которого видела в жизни только добро, и от Белы, которая, в силу своего возраста, еще даже и слова-то такого не знала.

Но в душе Гори гнездилась и еще более страшная моральная кара. Она не только стыдилась своих чувств, но и боялась, что окажется неспособной выполнить задачу, возложенную на нее Удаяном. Нелегкую долгую задачу — вырастить Белу. Задача эта была ей не по нутру и не имела в ее жизни никакого смысла.

Поначалу она твердила себе — в этом нет ничего дурного или страшного. Это похоже на пропажу любимого предмета, например: твоя любимая ручка затеряется где-нибудь между диванными подушками или под ворохом бумаг, а потом, недели через три, случайно найдется. А когда найдется, то уже всегда будет у тебя на глазах. Искать такие пропажи бесполезно, только хуже сделаешь, а вот если подождать, то все в конце концов встанет на свои места.

Но ничего не вставало на свои места. За пять лет, несмотря на огромное количество времени, проведенного с Белой вместе, в ней так и не родилось любви, какую она испытывала, например, к Удаяну. Вместо любви она чувствовала в душе растущее онемение, от которого ей становилось все сильнее не по себе.

Гори не удавалось делать то, что любая женщина на земле делала просто по закону природы, без малейших усилий над собой. Не удавалось, как бы она ни старалась. Даже ее мать, в общем-то не растившая ее, все равно любила ее. А вот Гори боялась, что заплывает в такую даль, откуда уже не доплыть обратно до Белы и ухватиться за нее.

Да и любовь к Удаяну тоже уже померкла и почти совсем не грела. Эту любовь всегда сверху покрывала шапка злости, елозившая туда-сюда зигзагами, словно пара беспомощно спаривающихся насекомых. Да, она злилась на Удаяна за то, что он нелепо погиб, когда мог бы жить. За то, что дал ей счастье, а потом отнял. За то, что верила ему, а он предал. За то, что верил в жертвенность, а сам в итоге оказался эгоистом.

Она больше не искала вокруг знаков его незримого присутствия. Ей больше не казалось, что он в эту минуту находится в комнате, стоя у нее за спиной и заглядывая через ее плечо в книгу. Она больше не находила утешения в таких мыслях. Иногда она могла не вспоминать и не думать о нем по нескольку дней. Видимо, он просто, в отличие от Белы, не переехал с ней в Америку, не захотел последовать за ней.