Наезд - Владимир Спектр Страница 43

«Есть вещи важнее денег, но без денег эти вещи не купишь».

Это Деньги были виноваты в том, что моя любимая продолжала работать на фирме у своего бывшего любовника. Она говорила, что уже давно он неприятен ей и уже давно нет ничего между ними. Она говорила, что поставила его в известность о моем существовании. Только разве могло все это избавить от сомнений с моей стороны? Он был богаче, а следовательно, могущественнее меня в несколько раз. Я тихонько катился под горку, он неуклонно поднимался вверх. Именно количеством денежных знаков определяется в наше время значимость человека. Раньше случались рыцарские поединки, дуэли, в конце концов! Ее бывший любовник не прекращал попытки вернуть все на круги своя. Да он постоянно доебывался до нее! И где гарантии, что какая-нибудь из этих попыток уже не увенчалась успехом? Знаете, почти случайно, по пьяни, по старой памяти. Если нет, прекрасно, но, кто знает, может, все в будущем? Я просыпался раньше нее и, снедаемый страхами и сомнениями, прослушивал ее автоответчик. Я вел себя как жалкая копия Берии, хотя метил в Макиавелли. Сразу, с самого утра ощущал свою ничтожность, но уже был не в силах остановиться, пересилить себя. На автоответчике – два сообщения от него и два от лучшей подруги. Бывший ебарь, а ныне просто босс-шеф-начальник, игриво просил перезвонить. Лучшая подруга не делала разницы между мной и им, называя нас запросто: «оба твоих, Танечка, мужика». На душе было совсем душно и темно. Все упиралось в Деньги! Какая мелочь – лишние пять штук в месяц. И все! Тогда можно было бы требовать, чтобы она ушла с работы. Я всегда знал, дыма без огня не бывает. Сколько бы любимая ни говорила, ни убеждала меня в своей непогрешимости, я и не думал верить ей. Какой нормальный человек станет безуспешно домогаться другого на протяжении почти полутора лет? Несколько раз она задерживалась вместе с ним в общей компании допоздна, отключала свой телефон и не отвечала на мои просьбы перезвонить. Ничего не было? Сели батарейки? Это по работе? Возможно. Конечно. Я даже где-то верил, хотя бы для того, чтобы поменьше грузиться. Только скажите, как заставить себя поверить на все сто, когда и сам отмазывался подобным образом тысячи раз? У моей любимой были крепкие нервы, она оказалась сильнее меня. Она любила меня меньше, чем я ее, и в этом заключалась главная проблема. Она не собиралась поступаться Деньгами ради меня. Вопрос в том, сможет ли она поступиться ими ради хоть кого-нибудь в своей жизни? Все дело в этих ебаных дензнаках. И в Любви, конечно. Точнее, в ее отсутствии. Еще точнее, ее нехватке. Дефиците Любви.

Неожиданная новость снесла крышу почти так же сильно, как Женин кидок. Она собиралась уезжать в Испанию. Ей предложили там работу и долю в фирме. Кто же отказывается от подобных предложений? Быть может, только тот, кто сможет принести ебаные Деньги в жертву Любви.

Я спросил, что она думает о нас. Знаете, что она сказала?

– Да все в порядке, – и принялась за салат из рукколы с тигровыми креветками и грибами.

– В порядке? – у меня пропал всяческий аппетит.

– Ну, конечно, мы будем часто встречаться, ты будешь приезжать ко мне, я к тебе. И потом, все это не так надолго, как тебе кажется, – она с удовольствием отпила грейпфрутовый фреш.

– Как же ты думаешь, насколько? – меня немного мутило.

– Точно нельзя сказать. Ну, может, года на три, на четыре, – и она с милой улыбкой придвинула к себе суп-пюре из цуккини.

Вы знаете, что я чувствовал? Каждый день и каждую ночь. Ранним утром и поздним вечером. Когда встречался со своими крышевиками, чтобы обсудить положение дел. Когда давал показания купленным Женей ментам. Когда сливал сотни своему довольному жизнью адвокату. В то время, когда просроченной пластиковой карточкой выравнивал я на прозрачном столике первые вечерние дорожки. В тот самый момент, когда ставил ее раком и с силой врывался в ее влажную узкую дыру.

Разочарование. Обиду. Презрение. И, конечно же, самое сладкое чувство на земле – Ненависть! Я ощущал дефицит Любви.

Разочарование от жизни. Банальное несовпадение детских мечтаний с происходящим.

Обида на всех вокруг. Этот недооценил, эта дала только из корыстных соображений, родители только делали вид, что им интересна моя жизнь. Впрочем, все только делали вид. И даже любимая. Она любила мой хуй, безусловно. Она любила мой интеллект, юмор и мой экстремизм. В конце концов, она любила, как я люблю ее. Но любила ли она меня?

Презрение к окружающим. За вашу низкопробность и дешевизну, за ваше корыстолюбие и жадность. За тупость и отсутствие стиля. За пролетарские, провинциальные корни ваши. Презрение и равнодушие.

Ненависть ко всем вам. К мужчинам и женщинам, детям и старикам. К животным – домашним и диким. К растениям. Ко всей этой маленькой зеленой планете, что-то там возомнившей о себе. Ненависть по отношению к прошлому и будущему. Ненависть по отношению к христианам и мусульманам, буддистам и кришнаитам, последователям Рона Хаббарда и адвентистам седьмого дня. Ненависть холодная и благородная, ведущая меня по жизни, помогающая не сойти с ума от мелочности окружающего мирка.

Я знал: все эти чувства ушли бы, хотя бы отступили в тень, будь у меня Любовь. Но тут-то как раз и лажа. Не полное, конечно, отсутствие, а так, нехватка. Дефицит.

* * *

Третий я день валялся дома, мобильный был отключен, связь с внешним миром прервана. Таня пробыла со мной сутки, что ли, точно и не вспомнить. Да и вспоминать этот кошмар неохота. Все, что я делал: жрал литрами Jack Daniels, вмазывался кокосом, блевал и закрашивал синяки троксевазином. Ни одна телка не выдержала бы мерзкого жирного ублюдка, у которого переломаны ребра, разъебан нос, выбито два, нет, три зуба. Ублюдка, хранящего молчание. Единственными словами которого являлись три наиболее широко употребляемых матерных выражения. Ублюдка, от которого уже просто воняло психозом, столько кокаина было закачено в его ускользающие вены. То, что она слилась, до меня дошло как раз на третий день этого безумия. Когда я уже практически перестал ощущать самого себя, практически переселился в мир постоянных галлюцинаций. То Мао трезвонил во входную дверь, матерился по-китайски, требуя каких-то лаве. Я, понимая где-то на подсознательном уровне, что все это лишь плод моего воспаленного воображения, все равно с ним спорил. По-русски, отдавая себе отчет, что Мао-то поддельный, наверняка засланный Евгением Викторовичем. То мне казалось, что на кухне за прозрачным столом, купленным не так давно в Armani Casa, сидят моя жена Света и какие-то прежние бабы, Спун, Люда, Полина… Они рисуют на стекле жирные дороги и совсем не реагируют на мое присутствие. Я пытался поговорить, обратить на себя их внимание, но тщетно. По телефону я вел долгие беседы с отцом и мамой, с сыном и Казаком. Только к концу пятого дня я понял, что аппарат давно отключен за неуплату. Кокаина больше не было, подходили к концу запасы бухла. Надо было выбраться из дому, но это оказалось выше моих сил. Неожиданно я впал в долгое болезненное забытье. В нем меня бросало то в жар, то в холод, я видел обрывки старых снов, посещавших меня в далеком детстве. Это самые мрачные из испытанных мной ранее кошмаров. Я терял родителей в огромном аэропорте, я внезапно немел и не мог вспомнить, как меня зовут.