Пианисты - Кетиль Бьернстад Страница 43

Я с ней согласен. Но не могу обидеть Сюннестведта и еще не готов дебютировать. Чего-то мне не хватает. Я замечаю это, когда в безмолвной тишине Студии 18, задумавшись, играю то, чего почти не понимаю. Вот тогда мне все ясно. Тогда все просто. Потому что я думаю только об Ане. Но об этом Маргрете Ирене не расскажешь.

— Куда спешить, — говорю я.

Она щиплет меня за нос.

— Просто ты хочешь произвести сенсацию. Потому что веришь, что сможешь обойти нас всех.

Она права. Но я не могу в этом признаться.

— Ты дебютируешь раньше, чем я, — говорю я и целую ее красивые губы. Она нравится мне все больше и больше.

— Я? Да я еще даже не знаю, хочется ли мне вообще быть музыкантом! — говорит она. Она еще учится в школе. Все, кроме меня, учатся в школе. Я чувствую себя неполноценным. То, что мы делаем с Маргрете Ирене, так порочно. Моей самоуверенности заметно поубавилось. И меня беспокоит, что теперь я меньше уверен в себе.

Но сейчас главная — Ребекка. Уже десятое ноября. Когда мы с Маргрете Ирене встаем с кровати, нам пора идти в НРК, в большой пустой Дом радио, куда Ребекка с благословения Гейра пригласила весь наш Союз молодых пианистов на свою генеральную репетицию.

Лучший рояль — «Стейнвей», модель D, с тугой клавиатурой, как и полагалось в то время и как мне нравится, стоит в Студии 19.

Аня тоже приглашена. Ей было послано приглашение. Но ее нет. Ребекка подходит ко мне и целует меня в губы, главным образом чтобы позлить Маргрете Ирене. На Ребекке джинсы и белая мятая рубаха, словно для того, чтобы подчеркнуть неформальность этой встречи.

— Звонила Аня. Сегодня она не придет. — Ребекка насмешливо смотрит на Маргрете Ирене. — Но завтра придет непременно. И даже примет участие в празднике после концерта.

Ребекка закатывает глаза, так точно пародируя Аню, что мы все трое смеемся. Ребекка нервничает и полна нетерпения. От нервозности люди хорошеют, думаю я. Мне хочется сказать ей, что она очень красивая, но я молчу. Для Маргрете Ирене это будет уже слишком.

Послушать Ребекку пришли разные люди, не только Союз молодых пианистов. Здесь и многообещающие певцы, и скрипачи с виолончелистами. Ребекка всегда была широкой натурой. У нее много друзей. Она расставила стулья полукругом перед роялем, приготовила фрукты, минеральную воду и вино. Но мы пришли, чтобы слушать. С ее стороны смело устроить генеральную репетицию накануне концерта.

— Если все пройдет хорошо, значит, главное дело сделано. А завтра будет просто приятная прогулка. Ты даже не представляешь себе, какое на мне будет платье! — говорит она, обращаясь главным образом к Маргрете Ирене. — Светло-голубой атлас. Прямехонько из Парижа. Папа настоял, чтобы я не думала о расходах, ха-ха. Ты задохнешься от восторга. Обещаю тебе.

Она многозначительно смотрит на нас обоих. Мне неловко стоять, держась за руки с Маргрете Ирене. Как будто все знают, чем мы занимаемся, оставаясь наедине. Но Ребекку сейчас занимает не это. Ее ждет нешуточное испытание. Она будет сидеть совсем близко от нас, от ее требовательной, но и самой преданной публики. Я восхищен ее мужеством. Из ее семьи никто не приглашен. Как ни странно, нет даже Сельмы Люнге. Ребекка хотела, чтобы на этой генеральной репетиции присутствовали только верные друзья, и ничто не могло ей помешать. Собственно, этот концерт — экзамен на звание ремесленника. Она ждет от нас критики и комментариев. Мы должны быть абсолютно честными — таково ее требование.

Мы садимся. Концерт начинается. Она допускает ошибку в самом начале воздушной прелюдии Равеля, потом я вижу, что она сосредотачивается. Просто поразительно, как многого она добилась всего за несколько месяцев. Ребекка шутя справляется с чертовски трудной токкатой, несмотря на безумно сложные репетиции и требующие невероятных усилий октавы с аккордами. Мы восторженно аплодируем. Ребекка встает и раскланивается, к ней возвращается ее естественная самоуверенность. Потом следует опус 109, который, по моему мнению, я и сам неплохо играю. В Ребекке есть что-то шикарное, думаю я, она держится с завидным достоинством — прямая спина, гордая шея. В ней нет ничего искусственного. Завтра вечером состоится ее дебют. В самых лирических местах я закрываю глаза, и вариациях, в неожиданных паузах, рассеянности, словно Бетховен отражает мое душевное состояние.

Я держу руку Маргрете Ирене, но думаю об Ане. Завтра я снова ее увижу.

Ребекка исполняет и сонату Бетховена, и четыре баллады Шопена. Начало каждого номера поражает меня — и не только техникой исполнения. Однако неожиданно я замечаю, что мой энтузиазм охладевает, что мне становится скучно. Контрасты становятся слишком явными. В игре Ребекки я как будто слышу голос Сельмы Люнге. В ее исполнении есть что-то заученное. Чего она сама, очевидно, не слышит. Мне становится ее жалко.

Тем не менее мы все бурно ей аплодируем. Стучим ногами и кричим «браво!». Ребекка поднимает руки, чтобы нас утихомирить, она хочет слышать наши замечания, сейчас же, немедленно. Но мы не дураки. Мы ее друзья. Того, на что нам хотелось бы обратить ее внимание, уже не исправишь. Только Фердинанд пытается что-то сказать.

— Балладу фа мажор играй медленнее, — говорит он. — Лирическую часть, ты так красиво ее играешь.

Она благодарит его и вопросительно смотрит на каждого из нас. Неужели у нас нет никаких замечаний?

В самом деле? Никаких? Мы мотаем головами. Теперь я вижу, как она нервничает. Завтра она будет сидеть под «Солнцем» Мунка перед критиками и празднично настроенной публикой. Все ждут, что это будет триумф Ребекки, после чего ее на золотом стуле отнесут домой, где в вилле судовладельца на Бюгдёе состоится роскошный прием. Приглашены мы все, а также весь ее класс из гимназии, обычное «ядро» пианистов, родственники и друзья, приглашена даже Катрине, хотя я не понимаю, почему.

— Но ведь она твоя сестра, — только и отвечает Ребекка на мой вопрос.

Ребекка должна поехать прямо домой и лечь спать. Правда, она уверяет нас, что не заснет ни на минуту. Она едет на собственном автомобиле, только что получила права. Родители подарили ей «Сааб кабриолет».

— Увидимся завтра! — она машет нам у подъезда Дома радио. — И тогда мы с вами выпьем!!!

И вот этот день наступает. Одиннадцатое ноября 1969 года. Сверкает солнце. Снега нет. На деревьях еще желтеют листья. Во всех самых важных газетах крупные заголовки посвящены предстоящему концерту Ребекки. «Дочь судовладельца выбрала музыку» — пишет «Афтенпостен». «Ребекка перед морозами» [9]— пишет «Вердене ганг». «Классическая музыка должна быть чуть-чуть рок-н-рольной», — говорит Ребекка корреспонденту «Дагбладет». Во всех газетах красивые фотографии. Катрине стоит над кухонным столом и читает все статьи вместе со мной.

— Ребекка — личность, — вздыхает Катрине. — Она такая веселая. Такая умная.

Да, теперь я это вижу. Ребекка очень привлекательна. Господи, думаю я, неужели я становлюсь бабником? Неужели для меня не существует границ? Я мечтаю даже о Марианне Скууг, которую, между прочим, после той встречи ни разу не видел. Должно быть, нас обоих испугало неожиданно возникшее между нами доверие.