Легкие миры - Татьяна Толстая Страница 43

Шли с Иркой по улице в Сохо. Видим – в витрине сумочка. Остановились посмотреть. Сумочка такая красноватая, рисунок – «собачий зуб», но текстура другая. Всмотрелись – рисунок выложен тончайшими пайетками, красными и светлыми, размером куда меньше спичечной головки. И цепочка темно-бронзового цвета, сдержанно поблескивает. И в сумочке – тайна.

Говорим с Иркой друг другу: «Да, это, наверно, 700 долларов, не меньше». Еще всмотрелись – еще больше сумочка начала нравиться. Я говорю: «Нет, Ирка, она на все 1200 потянет. Давай я зайду и посмотрю. В ней, точно, тайна». Зашла. Какой-то аюрведический красавец продавец любезен без подобострастия, но в глазах у него читается: «хрен ты на эту сумочку взойдешь». Делаю индифферентное (по Зощенко) лицо, подхожу ощупать сумочку. «Ручная работа?» – спрашиваю. Как будто в этом дело. «Ручная», – говорит.

А магазин такой – у нас этого пока не понимают, – полы дощатые, стены тоже не ах, потолок как бы в вечном ремонте, – все признаки дикой, нечеловеческой роскоши. Вытащила из сумочки ценник, все еще на что-то надеясь. Вдруг там – 500. Тогда возьму, и пусть смерть нас разлучит.

Авотхуй. 4450 долларов просили за эту сволочную сумочку. 4450! Как за подержанную машину.

Конечно, я могу вот прямо взять и заплатить эти четыре с полтиной. Могу. Где-то после полутора тысяч наступает притупление, вроде некроза кошелька. Вот триста баксов – это больно. Шестьсот – ужасно. Девятьсот – жаба душит до астмы. Полторы – это предел, это пальто от Макс Мары. А потом уже наступает скорбное бесчувствие. Две, три – какая разница?

Да, я могу купить сумочку. Но к ней мне нужно еще будет два пальто (притом что у меня их пять), три платья, две новых пары сапог и ну хотя бы три пары обуви, притом что дома дюжина ненадёванных туфель, приобретенных в аналогичном припадке женственности. А к такому количеству обуви, с другой стороны, разве можно одну сумочку? – нет, минимум три сумочки потребует эта комбинация. И это только в этом сезоне. К следующему сезону дизайнеры, суки, еще что-нибудь придумают. Во что же мне это обойдется? А если принять во внимание, что те люди, на которых я могла бы надеяться произвести впечатление, либо подслеповаты, либо ничего не понимают в одежде и сумочках, либо вообще считают, что покупать надо только книжки, а остальное все никому не нужно, – если это учесть, то почему я должна разориться дотла и пойти по дорогам босая и с картонкой «помогите собрать на билет до Челябинска, украли все документы»?

Через окно витрины я глазами сказала Ирке, ждущей снаружи, что жизнь опять посмеялась над нами, обогнула нас и унеслась вперед шумящим потоком, смеясь и шелестя. Что наша юность погублена, что люди – звери, что не для меня придет весна, не для меня Дон разольется, что сердца наши разбиты навсегда и отчий дом – в дымящихся руинах. Сказала и вышла вон в ущелья Сохо с обугленными от горя глазами и незарастающей дырой в Х-хромосоме.

Шли с Иркой сгорбившись, поддерживая друг друга. Прохожие смотрели сочувственно и расступались.