От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон Страница 43

Роберт был неглуп, обладал веселым характером, слыл транжирой, отличался эмоциональной нестабильностью. Удивлял друзей эрудицией и храбростью в бою. В Конверсано он приехал после триумфального похода в Святую Землю. В ту пору он был уже не слишком молод, в его характере было что-то от донкихотства. Пока он был в походе, младший брат поднялся на английский трон. Его тесть, Жоффруа де Конверсано, без сомнения, считал его удачным капиталовложением, поскольку не только выдал за него Сибиллу (хотя Роберт неоднократно становился отцом, но женат еще не был), но и одолжил ему крупную денежную сумму. Роберт намеревался претендовать на английский трон, поскольку был старшим сыном, однако вместо того чтобы вернуться домой из Италии и усесться на трон, когда его брата Вильгельма Рыжего убили в Нью-Форесте, он предоставил это право младшему брату, ставшему королем Генрихом I. Все это еще раз подчеркивает особенности характера Роберта.

О Сибилле ничего не известно, кроме того, что, по отзыву современника, она отличалась необычайной красотой и способна была управлять делами лучше, чем Роберт.

Правда, такой возможности у нее не было. Через три года после свадьбы она умерла в Нормандии. Некоторые говорят, что ее отравила амбициозная вдова, мечтавшая о троне для Роберта, но скорее всего виной тому был плохой уход после трудных родов. Она оставила маленького сына, Уильяма (Гийома). «Клито» мог бы изменить ход английской истории. В течение двадцати лет он был в центре интриг.

Роберт был из тех людей, что неизменно совершают неправильные поступки, впрочем, иногда он делал то, что следует, только не в тот момент. Ему так не везло, что современные хронисты взялись отыскать причину постоянных неудач. И нашли: он, дескать, прогневал Бога тем, что отказался от короны Иерусалима. По словам добросовестного хрониста Уильяма Малмсберийского, Господь решил его наказать, «устанавливая повсюду ему препоны, все его удовольствия оборачивались неприятностями». Генрих I арестовал старшего брата, когда тому шел шестой десяток, и осудил на пожизненное заключение — сначала в лондонский Тауэр, потом в Бристоль и наконец в замок Кардиффа, где он и умер в возрасте восьмидесяти лет. Говорят, что во время своего почти тридцатилетнего заключения Роберт выучился говорить по-валлийски и написал на этом языке поэму. Вдохновил его зеленый дуб, который он видел из своего окошка. В поэме шесть трехстрочных стихов, и она отвечает современным стандартам айстедвода. [26]К сожалению, все следы происхождения поэмы утеряны, единственный текст, что сохранился в прошлом столетии, принадлежит барду из Уэльса Эдварду Уильямсу, известному как Иоло Моргануг. Его энтузиазму коллекционера не уступала способность сочинять хорошие, якобы исторические стихи. Уэльсские ученые, опасаясь попасться впросак, отшатывались от Иоло Моргануга, точно испуганные лошади. И все же, если нерадивый Роберт способен был изучить валлийский язык (в конце концов, на это у него были двадцать восемь лет) и если мог выражать свои мысли стихами, то написал бы именно такую поэму.

Интересный факт, хотя я никогда не видел, чтобы его упомянули в связи с поэмой, то, что тюремщиком Роберта был незаконнорожденный сын его брата Генриха I, то есть родной племянник. Роберт, граф Глостерский, был среди первых английских аристократов, покровительствовавших писателям и ученым. Данные о текущих событиях он сообщал Уильяму Малмсберийскому, и тот в благодарность посвятил графу свою английскую хронику. Возможно, я слишком увлекусь, если предположу, что ученый граф и его пленник вместе изучали творчество бардов, но, по крайней мере, характер Роберта, графа Глостерского, опровергает рассказы о печальном и болезненном пребывании в тюрьме герцога Роберта. И в самом деле, судя по тому, что пишет Уильям Малмсберийский, жизнь герцога была приятна, насколько это возможно в тюрьме. У него было много развлечений, и кормили его отменно. То ли из хроники Уильяма, то ли из какого-то другого источника стало известно, что у плененного герцога было в услужении несколько рыцарей.

Если у старшего сына Завоевателя и была надежда подняться на трон или поверить в то, что его сын, Клито, сможет сделать это, то такая возможность могла представиться, когда Роберт Кургез отбыл четырнадцать лет своего заключения. В 1120 году ушел на дно «Белый корабль», и вместе с ним утонули принц Вильгельм и его брат Ричард, сыновья Генриха I и наследники престола. Это сделало Роберта (на ту пору ему стукнуло шестьдесят шесть) и его девятнадцатилетнего сына единственными прямыми, законными наследниками Вильгельма Завоевателя, но злая судьба, шедшая по пятам Роберта, снова оказалась безжалостной. Через восемь лет после крушения «Белого корабля» Роберту приснилось, будто его правую руку проткнуло копье. Проснувшись, он сказал своим тюремщикам: «Увы, мой сын мертв». Оказалось, что это правда. Вскоре стало известно, что в незначительной заварушке во Фландрии Клито был ранен в руку, началось заражение, и ему пришел конец. Итак, единственный сын Сибиллы из Конверсано и Роберта Куртгеза погиб на двадцать седьмом году жизни. Он был единственным законным внуком Завоевателя.

Я подумал, что, возможно, ни одна живая душа в Конверсано не знает, что одно из самых провокационных «если» в английской истории случилось именно здесь, но оказалось, что я ошибался. Меня представили местному историку. Об этой семье он знал очень много.

— Все знают, — сказал он, — что дочь Жоффруа вышла замуж за короля Англии.

Какая ирония! Я не сделал попытки его поправить, а позже узнал, что в другом месте, на юге Италии, есть те немногие, кого волнуют такие вещи. Они верят в то, что Роберт поднялся на английский трон.

Я снова выехал на Виа Аппиа и, миновав несколько миль, оказался возле руин римского города. Развалины лежали слева от дороги и в ста ярдах от моря. Видны были древние улицы и фундаменты домов. Они занимали несколько акров и заканчивались возле гор. Ящерицы замирали до самого последнего момента, а потом, словно молнии, исчезали в расщелинах нагретых солнцем камней. На главной улице росли маки. Этот город назывался Игнациа. Он прославлен одной или двумя строчками Горация. Это было последнее место перед Брундузием, где он остановился на постой во время своего путешествия с Меценатом. И здесь поэт подшутил над местным чудом (феномен, серьезно отмеченный Плинием), представлявшим собой алтарь, на котором курилось благовоние без какого-либо огня. Странно, что Гораций так уж заострил на этом внимание, ведь подобный алтарь с подземной печкой был среди изобретений Герона Александрийского. Возможно, конечно, что Гораций знал об этом и не стал делать вид, что потрясен.

2

Ландшафт по дороге к Бриндизи необычный и привлекательный. Среди виноградников и оливковых рощ встречаются круглые каменные здания с конусообразными крышами, сделанными из известняковых плит, красиво соединенных без раствора одна с другой. Это мне напомнило Камберленд. Здания называются трулли. Происхождение слова неизвестно. Первое трулло, которое я увидел, было скорее всего шалашом, в нем люди, работающие на винограднике, хранят свои стремянки и тачки, но чем глубже заходишь в страну трулли, тем больше видишь группы круглых строений, каждое из которых имеет форму конуса. От такого зрелища начинает казаться, будто находишься в деревне африканских мигрантов.