Черти - Илья Масодов Страница 43

— Падаль, — зло прохрипел Хозяин.

— Клох, — выдавила из себя Клава, пучась на него изо всех сил.

Но ничего не произошло. Бесполезно, с задыхающейся тошнотой поняла Клава. Он давно уже мертв.

Внезапно белый, сияющий свет бесшумно вспыхнул прямо у нее перед глазами, и рассеялся. На снегу стоял сам Ленин. Он был, как обычно, в своем небрежно расстегнутом пальто, в костюме и в шапке с подвернутыми вверх ушами. Ленин весь светился и горел остатком того неземного света, из которого вышел.

— Саша? — спросил он, взявшись руками за полы пиджака. — Вот уж не думал опять встгетиться.

— Еще бы, — проревел Хозяин. — В петле я был бы тебе милее.

— Ну зачем так утгиговать, — со злостью ответил Ленин. — А вот за детей ты згя взялся. Немедленно отпусти их.

— Мне приказывать ты не будешь, — хрипло сказал Хозяин. — Или забыл, кто из нас старший? Первым стать захотел?

— Кто стагший, кто младший — все это егунда! — решительно заявил Ленин. — Все гешает сила газума и пгавды!

— Ерунда? — взревел Хозяин. — Сила правды? Кровь Ульяновых — вот твоя сила!

— Кровь родная! — взвыла смерть над головой Клавы и рванулась всем телом куда-то вверх. Клава почувствовала рвущую боль во всем теле, словно его растягивали тысячи маленьких крючков. Вареньке хорошо, подумала Клава. Ей уже не больно. Темнота гуще ночной вдруг свалилась на нее и снова ударила в глаза снежным светом. Это смерть выпрыгнула из снега вместе с Клавой, теперь они уже стояли совсем рядом с Лениным.

— Ольга? — еще раз удивился Ленин. — Да тут пгямо пагад мегтвецов!

— Рано ты меня, Володенька, похоронил, — прошипела Ольга. — А ведь как дружили мы с тобой, разве не помнишь? Как шептались допоздна о каждой прочитанной книжке? Я тебе суждена, Володенька, я для тебя дважды рождена была, а умерла только раз. Живой вы меня в землю зарыли, — мертвенно простонала она. — Но кровь, кровь родная — она вывела!

— Кровь наша страшная! — подтвердил Хозяин, поднимая сипящего Ваню перед собой, как хорька, чтобы показать Ленину. — И в нем она ползет! Уж не этот ли выродок миром править будет?

— Оставь мальчика в покое! — сурово ответил Ленин. — Опять за стагое взялся? Теггогист пгоклятый! И пгавильно тебя повесили! Дгугим путем идти надо было!

— Нет другого пути! — заревел Хозяин, покачнувшись от страшного восторга. — Всем одна дорога!

— Нет есть, — упрямо сказал Ленин. — Есть! Диктатуга пголетагиата, к пгимегу.

— Диктатура смерти! — прохрустел Хозяин. — Вот единственный путь. И нет свободы выбирать другой!

— Нет свободы! — восторженно зашипела Ольга, еще цепче прижимая к себе вывернутое тело Клавы. — Какая тебе свобода?!

Она подняла вторую руку, и Клава увидела, что в ней нож.

— Нож, — сдавленно, еле слышно сообщила Ленину Клава. Вообще-то она хотела закричать, но не хватило воздуха.

— Диктатуга смегти — это власть позогного отжившего класса, — четко произнес Ленин, с гордостью вздергивая голову на громадного Хозяина. — Ты пгосто мегтв, и хочешь, чтобы все были мегтвы! А вот я не мегтв, знаешь ли, я жив, и вечно буду живым!

Вместо ответа Хозяин бешено взревел, грубо ломая воздух, и волосы зашевелились на Клаве от этого ужасного рева.

— Ты — всего лишь пгизгак пгошлого! — пронзительно крикнул Ленин, перебив его рев. — Ты — тгуп!

— Труп? — тяжело каркнул Хозяин. — Вот — труп! — он ткнул жилистым, оттопыренным пальцем в грудь Вани. Темная кровь густо брызнула на снег изо рта мальчика, пролилась ручейком, а потом из Вани полезли комки внутренностей, он задергался, и заквакал, пытаясь вдохнуть, но горло его было наглухо уже забито мертвым мясом. Ваня уцепился руками в свой живот, пытаясь прорвать его ногтями и хоть так получить немного воздуха, но не сумел, хрипнул и перестал дергаться навсегда. Хозяин отбросил его, как подохшего пса.

Ленин умолк и вдруг неуклюже сел в снег, словно сваленная с плеч шуба. Страшные глаза Владимира Ильича, таившие раньше в себе целые ураганы таинственного, беспредельного света, внезапно угасли. Слеза протекла по его щеке, Ленин, ставший внезапно таким маленьким и старым, покачнулся, раскрыл рот и визгливо, по-собачьи, завыл. Клава зажмурилась от ужаса. «Ленин умрет. Свет погаснет», — вспомнила она слова погибшей Варвары. На ее глазах Ленин выжил из ума. Он дико выл, как больное, осатаневшее животное.

— Прикончить? — прошипела смерть, шурша своими сухими губами, словно кто-то проводил по снегу не чувствующей холода ладонью.

— Нет, — рявкнул Хозяин. — Жизнь будет теперь ему хуже смерти.

И Клава знала, что это — правда. Ленин, которого она знала, — с виду обыкновенный, прищуренный, веселый человек с рыжей бородкой, — побеждал Вселенную титанической силой своей мысли. Кем будет Ленин без этой силы, скулящий, трясущийся старик, забывший все свои огненные слова? Клава уже видела его сидящим перед окошком, глупо выпучившимся на свет, и Надежда Константиновна будет кормить его из ложечки кашей, как Клава кормила Ваню, будет читать ему вслух Энгельса, но он никогда, никогда уже не вспомнит, кем он был раньше, и какая у него была сила. Никто не вернет ему больше угасшую искру великого разума. Клава разжала веки, чтобы посмотреть на Ленина в последний раз. Шапка свалилась с его головы в сугроб. Он сидел, упершись кулаками в разрытый снег, и выл, блеюще и пронзительно, как воют дураки, останавливаясь только, чтобы схватить нового воздуха. И не было больше в бескрайней морозной пустыне никакого звука, кроме этого дрожащего, заикающегося воя. Потом и он оборвался — наступила вечная тишина.

Все было кончено. Снежные деревья украшали белую равнину иллюзорными воздушными садами. Трупы неподвижно темнели на снегу. В ущелье разверзшейся Словом Хозяина земли входила небесная чернота, как подземная вода проникает снова в некогда пересохшее речное русло. Хозяин стоял над полем последнего боя, огромный и непоколебимый, как гора. Он смотрел туда, по пути снежного провала, откуда приближалась ледяная тьма вселенского хаоса. Там был восток, но оттуда уже никогда не должно было подняться солнце.

— Смотри, девочка, — сказал он. — В мире не будет больше теней.

— Сволочь, — ответила Клава, которой незачем больше было жить.

Ольга сжала ей пальцами щеку и перерезала ножом горло. Палящая, острая боль пронзила Клаву, кровь хлынула из нее на снег. Клава тупо, как овца, немного вздрагивая и подергивая одним валенком, смотрела на эту вытекающую кровь. Неровные, грязные кляксы. Клаве не хватало воздуха, ей тяжело было даже смотреть на собственную кровь, просто понимать, что это такое. Умирая, она увидела как бы с высоты птичьего полета мальчика с собачьей головой, лежащего в сломанных лопухах. Она ощутила связь, соединявшую их, как боль, как давящую на вскрытое горло линию поднявшейся в воздух земли. А может быть, это была кровь, падающая из летящей Клавы безвозвратным, чернильным хвостом. Неведомая сила потянула Клавино лицо вверх, и она увидела Варвару.