Святые грешники - Александр Лапин Страница 42

Она еще раз выглядывает в круглое окошко. Дело идет к закату. И последние, уже робкие лучи солнца отражаются розовыми бликами на крыле.

Высота полета падает настолько, что уже видны отдельные светлячки машин на дорогах, линии электропередачи, столбы высоковольтных проводов.

В салоне стук. Это выходят из фюзеляжа шасси.

Самолет, как готовящаяся к приземлению птица, вытягивает свои огромные ноги, расширяет, распускает металлическое оперение.

Внизу мелькает ограда аэропорта. Бегут навстречу огоньки взлетно-посадочной полосы. Тяжелая металлическая птица подпрыгивает пару раз на бетоне…

Здравствуй, Индия! Страна грез!

В зале прилета делийского аэропорта их группу встречают два индуса с табличкой, на которой без ошибок написаны по-русски их имена: «Госпожа Крылова, Госпожа Бархатова и Господин Дюков». Держит ее в руке современный моложавый смуглый человек — худощавый, стройный, волосы черные, как смола. На голове шапочка-пирожок. Одет во френч со стоячим воротником.

Людка отмечает про себя: «Лицо умное, тонкое. Глаза блестящие».

За ним — чуть позади — второй. Погрубее, кряжистее. С пузиком. Седой. Небольшая бородка. На голове тюрбан. Глаза глубоко запавшие.

Русские торопливо подходят. Индусы радостно, складывая руки в неповторимом жесте, улыбаются.

Раскланялись. Повесили каждому на шею по гирлянде из ярких, терпко пахнущих цветов. Представились. Молодой говорил на чистом русском:

— Меня зовут Ротан Маганлан Шах! А его — Рамеш Чатерджи. Я ваш гид. И буду сопровождать вас во все время вашего пребывания в нашей стране. Рамеш, — кивнул на пожилого, — наш водитель. Чтобы вы не запутались в наших сложных именах, зовите нас просто: Ротан и Рамеш.

— Рам и Рот, — пробормотал оператор.

Мария поклонилась.

Людка кланяться не стала. А по-европейски подала руку.

На лице Рамеша при рукопожатии отразилась не только обычная вежливая улыбка, но и восхищение, которое чувствует каждая женщина. Он пробормотал что-то вроде:

— Лакшми-баи!

Бархатова, которая все-таки заметила разницу в именах индусов, как истинная дочь женского племени спросила у молодого:

— А почему у вас имя тройное, а у него — только в два слова?

Ротан еще раз улыбнулся своей чуть грустноватой улыбкой и ответил, польщенный интересом гостьи:

— У нас на западе, откуда я родом, у людей три имени. Первое — мое собственное. Второе — имя отца. И третье — общее для рода.

— То есть фамилия! — заметила Бархатова, обмахиваясь газеткой от обволакивающей жары. — Как у нас в России!

— Да! — ответил гид. — А он родился на севере Индии. Там имя состоит из двух частей. Первая часть — собственное имя. Вторая — фамилия.

— А это как на западе! — вставила свое слово Крылова.

— Но на юге, — продолжил свой рассказ, обращаясь к Людмиле, Ротан, — люди имеют четыре имени. Сначала — просто буква, которая обозначает место, откуда родом этот человек, затем — имя его отца, потом — личное, а четвертое имя обозначает его касту.

— Сложненько будет! — нейтрально заметила Крылова.

А вот Бархатова, видимо, раздосадованная тем, что индус явно с первой минуты предпочел общение не с нею, задала бестактный вопрос:

— А вы, Ротан, из какой касты?

Индус слегка смутился, но ответил вежливо:

— Я брамин!

— О, так вы из самой высокой касты! — вздохнула Бархатова.

Людка, чтобы сгладить неловкость, заметила:

— Вы так замечательно говорите по-русски! Откуда?

— Я учился в Московском государственном университете, — уже более охотно продолжил диалог Ротан. — У меня жена русская. И мы дома говорим на трех языках: хинди, русском и английском.

Так, переговариваясь на ходу, они получили багаж. И прошли на стоянку, где уже ждал их белый микроавтобус.

Чемоданы отправляются в багажник, а сами путешественники дружно «утрамбовываются» на оказавшихся удивительно небольшими сиденьях.

Белый японский минивэн выскакивает за пределы аэропорта. И несется в сторону города. Ротан поясняет причину спешки:

— У нас днем из-за всеобщих пробок грузовикам ездить по кольцевой и заезжать в Дели категорически запрещено. Пускают только ночью… И нам бы хорошо до этого момента проскочить кольцевую дорогу. И выйти на трассу, ведущую в Агру!

Но увы и ах! Его бы устами да мед пить. Они выскакивают на кольцевую как раз в тот момент, когда тысячи разукрашенных, разрисованных, обвешанных всякими талисманами и оклеенных картинками грузовиков, словно стада бешеных, фыркающих и рычащих буйволов, уже вырывались из своих стоянок и загонов на узкие индийские дороги.

Это ужас! Тысячи машин, пыля по обочинам, непрерывно сигналя и беспощадно соревнуясь друг с другом, ползут по трассам, заполняя все пространство. Несколько раз, когда гигантские разукрашенные грузовики чуть не влетают в их юркий беленький микроавтобус, Людка цепенеет от страха.

Бархатова — та вообще ложится на сиденье ничком и закрывается с головой черным палантином.

Но Рамеш, беспрерывно сигналя, продолжает лавировать между этими шайтан-арбами.

Так продолжается часа полтора. До тех пор, пока они наконец не соскакивают с кольцевой автодороги. И трогаются через бескрайние просторы индийской равнины в загадочную Агру.

Людка расслабляется и выдыхает. Бархатова очухивается и принимает вертикальное положение.

Едут всю ночь. На рассвете автобус останавливается у деревянных ворот какой-то гостиницы.

Людка входит в номер. Падает на деревянную, покрытую грубым покрывалом кровать. И отрубается.

* * *

День начинается жарищей. И назойливым пением птиц, голоса которых ей абсолютно незнакомы.

Поплескавшись под душем, Крылова заглядывает к Бархатовой. И вместе они спускаются в бар, где собираются позавтракать в лучших колониальных традициях.

В зале кроме них обретаются еще несколько важных полных индусов в белых пилотках и пиджаках полувоенного покроя. С ними женщины в традиционных сари, похожие одновременно на цыганок и райских птиц.

Еды много. Булки. Булочки. Пирожные. Тортики. Овощи, фрукты, арбузы, дыни, виноград. И еще какие-то незнакомые плоды. Но проголодавшаяся Крылова выбирает аппетитное, с желтой приправой мясо. Добавляет ослепительно-белого риса. И садится за стол, накрытый старенькой скатертью.

Ничто не предвещает беды. Людмила, набрав полную ложку, отправляет мясо по назначению. В рот.

То, что следует за этим, нельзя назвать даже шоком. Ей кажется, что она проглотила горящие угли.

Глаза ее вылезают из орбит. Лицо краснеет. Обильный пот заливает лоб. По щекам текут крупные слезы…