33. В плену темноты - Гектор Тобар Страница 42

Подначки не особенно беспокоили Мамани – неужели кто-то воспринимает этих чилийцев всерьез? «Мне и в голову не приходило, что меня могут съесть», – рассказывал он впоследствии. А вот Рауля Бустоса эта шуточка заставила напрячься, и он еще подумал: «На сей раз этот чокнутый Марио зашел слишком далеко». С ним были согласны и еще несколько человек. Что это за идиотские подколки насчет того, что можно съесть кого-либо, когда вот уже десять дней они живут впроголодь? Им ведь на самом деле грозит голодная смерть, и, как знать, быть может, и впрямь пришлось бы съесть того, кто умрет первым. «Я точно знаю, что в ту ночь Мамани спал плохо», – признался Флоренсио Авалос. Этот юмор висельника пришелся не по нраву и Раулю: он совсем не был уверен в том, что эти люди будут держаться вместе, если действительно начнут умирать голодной смертью. После того как на Талькуано обрушилось цунами, налет цивилизации слетел с жителей очень быстро и они едва не превратились в первобытное стадо. Марио Сепульведа, например, отличался вспыльчивым и переменчивым нравом, и Рауль заподозрил то, что хорошо знали ближайшие друзья Марио и члены его семьи: он не вполне владеет собой и своими чувствами. Он мог обниматься с вами, а в следующий миг готов был убить и, похоже, ради того, чтобы выжить, пошел бы на что угодно.

Они все больше слабели, а Марио задирался все чаще. Вот он затеял спор с Омаром Рейгадасом насчет бурения и бурильщиков. Омару, который старше его, уже доводилось работать с буровыми бригадами, и всякий раз, когда бурение прекращалось или, сбиваясь с курса, уходило в сторону, он делился с друзьями по несчастью обретенными знаниями. Во время одной из таких долгих пауз, когда звука бура не было слышно, Омар посоветовал им не беспокоиться, вновь напомнив о том, что знает, о чем говорит, поскольку разбирается в том, как организовано бурение. «Они не отступятся, – сказал он. – Просто им надо укрепить штанги…» К тому моменту шахтеры уже вовсю ощущали на себе все прелести недоедания и истощения. Чтобы дойти до места, которое они использовали как туалет, требовалось сделать над собой нешуточное усилие, а пребывание там превращалось в настоящую пытку. Усевшись на корточки, они старательно напрягали кишечник, испытывая адскую боль, но вымученные испражнения выглядели очень странно – маленькие, овальной формы катышки, твердые, как камешки, и тем, кто вырос на ферме или жил в деревне, они напоминали помет козы или ламы.

Марио Сепульведа точно так же страдал от запора, истощения и перепадов настроения, как и все они, но тогда он решил, что все, хватит – этот седовласый болтун достал его окончательно.

– Вечно ты несешь одно и то же! – набросился он на Омара. – Ты лжешь! И ничего не знаешь. Идиот!

– Не смей со мной разговаривать в таком тоне.

– Сам заткнись!

Омар возмутился нанесенному его чести оскорблению, поднялся и с угрозой шагнул к Марио. В тот момент его нисколько не заботило, что человек с сердцем собаки выше, сильнее и моложе его.

– А ну-ка давай выйдем и поговорим… да хотя бы вон там, у воды.

Несколько человек наблюдали, как они вдвоем зашагали в сторону от Убежища и стали спускаться по Пандусу. Они направлялись в боковой проход, где за счет воды, проникающей в рудник после начала бурения, образовался небольшой пруд. Марио уже предвкушал, как отделает этого назойливого лгуна и даст выход душившему его гневу. Но до пруда было не меньше сотни метров, и уже через минуту-другую гнев его неожиданно испарился. А его пожилой спутник, судя по его виду, намерен драться всерьез, он не собирался отступать, и, глядя на него, Марио вдруг сообразил, что Омар так же голоден, как и он сам, и какую дурость они собираются устроить, затеяв кулачный бой, когда смерть грозит им обоим.

«Я взглянул на этого типа, который был старше меня, и подумал, если я, будучи младше, побью этого старого козла, мне придется многое объяснить. А если этот старый козел поколотит молодого барана, мне придется объяснить еще больше», – пришло в голову Перри. И вот, когда они остановились на берегу подземного озера, освещая фонарями на касках лица друг друга, Марио вдруг весело улыбнулся. Поделившись с Омаром своими соображениями насчет молодого барана и старого козла, он извинился перед Рейгадасом и крепко обнял его. Они умирали с голоду, едва не сошли с ума, но при этом остались побратимами. «Мне очень жаль, viejo. Perdòname. Прости меня». – На лице Омара проступило облегчение, и он расслабился, чувствуя, как вновь наваливается на него усталость. Повернувшись, оба зашагали к Убежищу. Когда подошли ближе, остальные шахтеры встали на ноги или напряженно выпрямились, ожидая увидеть кровоподтеки на их лицах. Но вместо этого глазам их предстали двое обнаженных по пояс, покрытых копотью и сажей, голодных горняков, которые весело смеялись чему-то и подшучивали друг над другом, словно лучшие друзья.

Хуан Ильянес установил импровизированное освещение на отметках 105 и 90, но ощущение подступающей темноты лишь усиливалось по мере того, как шли дни, слабели аккумуляторы и лампы садились одна за другой. Перспектива оказаться в полной темноте заставила Алекса Вегу вспомнить старую шахтерскую легенду: если долго пребывать в темноте, то в конце концов можно ослепнуть. Да и у Хорхе Галлегильоса случались в прошлом ситуации, когда лампа на его каске гасла и он пребывал в непроглядном мраке: вы быстро теряете ориентировку, чувство беспомощности и одиночества пугает и вы принимаетесь шарить руками вокруг себя в поисках стен, которые, как вы прекрасно помните, должны быть где-то совсем рядом. Правда, вскоре Ильянес обнаружил, что аккумуляторы ламп можно подзаряжать, подключив их к генераторам машин, оставшихся на нижних горизонтах, и после этого темнота не была столь гнетущей.

В конце концов самые стойкие из них решили, что нельзя сидеть сложа руки и ждать освобождения. Да и спасатели, не получив подтверждения, что внизу есть живые люди, могли свернуть операцию. Поэтому попавшие в ловушку горняки возобновили попытки отправить наверх весточку о себе. В их распоряжении имелся динамит и запалы, а вот капсюлей-детонаторов не было, поскольку взрывные работы в день аварии не планировались. Но Йонни Барриос и Хуан Ильянес придумали, как извлечь черный порох из запалов, а потом с помощью фольги из использованных молочных пакетов соорудить детонаторы, способные подорвать динамит, с которым работали в шахте едва ли не каждый день. Поднявшись на самый верхний из доступных им горизонтов, они взорвали самодельный детонатор Йонни, дождавшись восьми часов утра, когда бурение прекращалось, что означало пересменку буровых бригад на поверхности. И вот, когда наступила тишина, Йонни поджег бикфордов шнур, соединенный с импровизированным капсюлем-детонатором. Тот сработал, и по подземелью эхом раскатился мощный взрыв – но на поверхности никто не услыхал ни звука.

«Все-таки мы находимся на глубине в семьсот метров под землей, – подумал Хуан. – Как они могут услышать хоть что-нибудь?»

Бурение возобновилось, и звуки стали ближе, так что, приложив ладонь к стене, можно было ощутить вибрацию и сотрясения. Шахтеры уже начали заключать пари: «этот – мой» и «Бур выйдет вот в этом месте». Они стали регулярно осматривать Пандус и боковые коридоры в поисках возможных пробоев. Но тут звуки вновь ослабели и затихли. Работы остановились.