Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Тьерри Коэн Страница 42

Больной посмотрел на него с любопытством.

— Я это точно знаю, — продолжал Габриэль с легким смешком.

И невольно на миг мысленно окунулся в бесконечность, которая вот-вот откроется перед ним.

— Да, душа продолжает жить, — повторил Жозеф. — В некоторых религиях даже считается, что она возвращается на землю, чтобы продолжать совершенствоваться, — проговорил старик задумчиво. — Мне эта мысль нравится.

Замечание удивило Габриэля.

— Иногда говорят, что душа вправе выбирать свое новое существование. Бывает, она возвращается в свою семью, чтобы исправить причиненное зло. Отец становится сыном или, например, внуком. У иудейских мистиков это переселение душ называется гилгул. Впечатляет, не правда ли?

— Впечатляет.

— Вот и нужно иметь семью, людей, которых любишь.

— У вас нет семьи?

— Нет. Я не умел любить тех, кого мне доверяла жизнь. Совершил столько ошибок! Конечно, мне нужно снова сюда вернуться и постараться, чтобы они меня простили. А вы? Если бы вам предстояло умереть и снова воплотиться, кем бы вы захотели быть?

Габриэль задумался.

— Возможно… ребенком моей любимой, — признался он, глубоко взволнованный.

Жозеф улыбнулся.

— Сразу видно, что вы еще очень молоды… Но желание трогательное.

Они смотрели друг на друга, словно пытаясь найти в глазах собеседника ответы на самые невозможные вопросы.

— Да… Стать сыночком своей любимой, — задумчиво повторил Жозеф. — Ну что ж, идите. Сестры уже у себя, отдыхают.

— Мы скоро увидимся, — пообещал Габриэль, вставая.

— Не сомневаюсь, — прошептал Жозеф с улыбкой.

* * *

Как же колотилось у Габриэля сердце, когда он проник в бокс Клары! Она лежала на кровати с закрытыми глазами. Он подошел, стараясь не дышать, чувствуя, что от волнения может задохнуться. Остановился у кровати и стал смотреть на любимую: высокие дуги бровей, тонкий нос, бледные сухие губы. Синяки на лице, растрепанные волосы ничуть не вредили ее красоте. Как же ему захотелось вытянуться с ней рядом, обнять, прижать к себе. Как мучительна и жестока была невозможность утолить это страстное желание.

Внезапно Клара вздрогнула и открыла глаза. Свет показался ей резким, и она прищурилась.

— Габриэль?

У Габриэля все поплыло перед глазами, он не сумел ничего ответить.

Клара привыкла к свету и присмотрелась к своему гостю.

— Кто вы? — спросила она бесцветным голосом.

Габриэль обрадовался, что Александр ей незнаком, и постарался справиться с огнем, который бушевал у него в сердце.

— Пациент этой больницы. Меня уже выписали.

— Зачем вы пришли?

— Решил с вами поговорить.

— Со мной?

— Да, с вами. Я в курсе, что произошло.

— И почему вас это касается? — вяло поинтересовалась Клара, продираясь сквозь апатию, в которую погрузили ее транквилизаторы.

— Я… пережил то же самое.

Тень любопытства мелькнула в ее глазах.

— Беда пришла к беде? — У нее хватило сил на насмешку.

— Решил, что имею право.

Габриэль продолжал бороться с волнением и ограничивался короткими фразами, на которые у него хватало дыхания.

— Уходите. Оставьте меня в покое, — прошептала Клара, пряча лицо в подушки.

— Вам нужно выслушать меня, Клара.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— В больнице все о вас знают.

— Жалеют…

— Конечно.

— Ваши переживания меня не касаются, вам нечего мне сказать. Уходите.

Клара повернулась лицом к стене.

— Я потерял женщину своей жизни в автокатастрофе, — торопливо сказал Габриэль.

Он почувствовал, что Клара его слушает.

— Я хотел просить ее выйти за меня замуж.

Клара продолжала слушать.

— Как бы я хотел ей сказать, что люблю ее и мне ее не хватает. Но не нахожу слов, чтобы выразить свою любовь, рассказать о той пустоте, в которой вынужден выживать.

Габриэлю так хотелось протянуть руку, коснуться Клариных волос.

— Отсутствие — бездна, едва удерживаешься на краю, чтобы не скатиться. Кричать бесполезно, голос возвращается эхом. Пустота бездонна, она втягивает в себя весь мир. И кажется, нет другого выхода, кроме как броситься в эту бездну, слиться с пустотой. Только одна эта мысль преследует нас, когда пустота завладевает сердцем, связывает нас по рукам и ногам, внедряется в мозг. Мы забываем обо всем, что вокруг, обо всех, кто еще для нас существует. Мы хотим одного: прыгнуть и исчезнуть.

В коридоре послышался шум. Габриэль взглянул на часы. У него оставалось еще несколько минут.

— Подумайте о моих словах, Клара. Подумайте о любимом, которого потеряли. Представьте себе, чего он хотел бы для вас. Скажите себе: он со мной рядом, он ждет, что я очнусь. Ваша боль — мука для него. Он хотел бы уйти с легкой душой, но не может. Не может, пока не убедится, что вы способны жить. Согнуться под натиском горя не значит любить. Истинная любовь в том, чтобы встать, оторвать взгляд от бездны, вступить в схватку с пустотой и победить ее. Он хочет, чтобы вы выбрали жизнь.

Внезапно Клара привстала, повернулась и посмотрела на Габриэля-Александра глазами, полными слез.

— За кого вы себя принимаете, вещая мне свои истины? Вы пережили несчастье, горе и, возможно, можете понять мое. Но откуда вам знать, что он хочет, чего ждет от меня? Как вы смеете говорить, что он хочет, чтобы его забыли? Вы нашли утешение в религии, я уверена. И теперь тянете меня в свою веру! Хотите чувствовать себя нужным, заполнить свою пустоту. Уходите! Оставьте меня!

Габриэль уже слышал голоса медсестер и отступил к двери.

— Он не хочет, чтобы вы его забыли, — настаивал он на своем. — Он хочет продолжать жить в вас.

Клара расценила новое откровение как пощечину. Она впилась взглядом в собеседника, словно надеялась получить ответ на вопрос, который невозможно даже выразить в словах.

Габриэлю показалось, что она узнала его, что она смотрит ему прямо в душу.

— Уходите, — попросила она едва слышным голосом.