Потерять и найти - Брук Дэвис Страница 42

Теперь он почувствовал ее запах. Пахла Агата почему-то соком и нафталиновыми шариками. Она на него не смотрела. Он придвинулся к ней и рукой почувствовал ее накрахмаленный костюм, а ногами – жар ее тела.

Сможет ли он полюбить эту женщину?..

Сможет ли она полюбить его?

Карл глубоко вздохнул, обхватил ее лицо руками, притянул к себе и поцеловал.

Затем отстранился и поднялся на ноги, а Агата так и осталась сидеть, как зачарованная, пытаясь отдышаться.

– Мы все тут только благодаря сексу, знаете ли. А вы его стесняетесь. Все вы. Вы. И вы. И вы. Да, вы. – Карл обратился к молодой паре за ближайшим столиком. – Возьми уже и оприходуй ее.

Он покосился на Мэнни, ожидая поддержки. Мэнни, как пить дать, одобрительно кивнул.

– Да!.. – воскликнул Карл и снова повернулся к парочке. – Трахайтесь. Трахайтесь!

– Уже, – отозвался мужчина.

Женщина сдавленно пискнула и шлепнула его по плечу.

– Вот молодцы! – просиял Карл и повторил: – Трахайтесь! – Слово превосходно перекатывалось у него на языке. – Трах-трах-трах-перетрах! Повторяй за мной, Агата.

Агата не обращала на него внимания и держалась за столешницу с таким видом, точно в мире больше ничего не существовало.

– А есть и другие слова, знаете, – разошелся Карл. – Соски! Пиписька! Попа!

– Возьмите себя в руки, сэр! – взревел Дерек, пролетая по вагону. Блокнот порхал у него на шее.

Два мальчугана за столиком неподалеку вылупились на Карла.

– Мам?.. – сказал один.

– Трах, – добавил второй.

Пожилая женщина, увлеченная больше книгой, чем своим мужем, вдруг выпалила:

– Сиси.

– Чего? – буркнул ее муж.

– Да, – Карл ткнул в нее пальцем. – Точно!

– А ну-ка хватит! – Дерек топнул ногой. – Вы! – Он подскочил к Карлу и замахал руками, пытаясь прогнать его жестами, как назойливого голубя. – Вы… вы… – Он весь расплевался. – Так и знал, жди от вас неприятностей!

Он чиркнул что-то в блокноте, вырвал лист и швырнул Карлу в лицо. Листок замаячил в воздухе – туда-сюда, как дирижерская палочка.

– Вон отсюда! Я запрещаю вам появляться в ресторане!

Карл расплылся в улыбке.

– Шикарно! Зашибись!

Тут Агата, молчавшая все это время, поднялась и закричала:

– По-моему, сейчас девять двадцать три вечера, но точно я не знаю! – И пронеслась мимо Карла.

– Агата, – только и успел бросить он.

Карл взвалил Мэнни к себе на плечо, точно так же, как Бренсон Спайк – магнитолу, и двинулся за ней. Но перед тем, как уйти, повернулся к своим зрителям, сказал:

– Спасибо.

…и поклонился.

– Чего? – скрипнул старик, глядя на свою жену.

* * *

Ночка у Карла выдалась длинная.

Агата заперлась в купе и впускать его не собиралась. Они напились, расшумелись, и Карлу это нравилось. Он чувствовал себя итальянцем (или средиземноморцем?..). В общем, иностранцем. Будто они мчались по горам и равнинам в далекой-предалекой стране. Карл размахивал руками, точно режиссер, и сыпал словами из кинокартин, а лицо его впервые в жизни кривлялось и корчилось.

Когда Агата оттолкнула Карла и понеслась в купе, он поразился до глубины души: себе и тому, что к нему обратились взгляды всех пассажиров. И тогда он бросился за ней (ведь именно этого все ждали, верно?), и постучал в дверь купе, и закричал – все ради зрителей, наблюдавших за его (ЕГО!) сценой:

– Агата!

В ответ – тишина, огромная, бескрайняя, как пустыня, как небо. И он посмотрел на свои руки, поднес их к свету и подумал: «Ах ты, великолепный негодяй!»

Он знал, что не нужен Агате, но в том месте, где должно было болеть, сейчас не болело, да и не болело вообще нигде. Вот она – жизнь! Разбитое сердце! Ему разбили сердце! Разбила настоящая женщина! Он поцеловал ее, прямо как в кино, или, может, прямо как в жизни. Всего лишь взял ее лицо в руки и притянул к себе у всех на глазах. И пассажиры смотрели на него так, будто он, хоть и не вызывал доверия, но делал дела. Так, как на Карла еще никто и никогда не смотрел. И такого волнения от всеобщего внимания, от собственной непредсказуемости и решительности, с которой он поцеловал эту женщину, Карл никогда еще не испытывал.

И вот он сидел возле купе и говорил, говорил, говорил, и рассказывал ей все о себе: о размере обуви, о любимом учителе в начальной школе, о сыне, о том дне, когда Еви поцеловала другого, о своей боязни летающих тарелок, о том, почему ему вовсе не жаль своих пальцев, о доме престарелых, о побеге. Обо всем.

И уже засыпая, он прошептал в замочную скважину:

– Все… Это все, что есть.

Он было задремал, сидя спиной к двери и раскинув ноги во весь коридор, как вдруг вспомнил кое-что еще.

– Постой. – Он коснулся губами двери. – Кажется, я люблю тебя, но любить так, как любил Еви, никогда не смогу.

От Агаты ничего – ни слова, ни единого звука. Карл весь обратился в слух, но в ответ – все то же ничего. Ему показалось, что она плачет, но он не знал наверняка.

Так он и заснул – в неудобной позе, обхватив рукой Мэнни. И ему снилась пустота, и ему снилась чернота, и его поглотила бездна.