Француженки не верят джентльменам - Лора Флоранд Страница 42

Джоли едва успела упомянуть о возвращении в Париж, как Габриэль возмутился. Спор разгорелся мгновенно.

– Ты провела здесь совсем не три дня! И не вернешься до вторника. К тому же еще один день мы потратим на обустройство твоей квартиры. Пятница на этой неделе должна быть моей.

– Габриэль, у тебя же вечером в пятницу будет большой банкет для актеров из Канн, получивших César [89]. Когда же ты найдешь время для меня?

Габриэль толкнул носком ботинка ближайшую стойку, и его движение было подозрительно похоже на пинок.

– Ночью, – пробормотал он.

Джоли скрестила руки. Конечно, она не очень-то возражает против того, что может произойти ночью, особенно если у него еще останутся силы, но должна же она провести черту.

– И в пять утра, – добавил он. Его выражение было задумчивым, пока он не поднял глаза и не уловил ее взгляда, а затем сложил руки, будто защищаясь. Это так подействовало на его бицепсы, что Джоли ощутила некоторое возбуждение. – Что скажешь?

– В пять утра я уже буду ехать в Ниццу, чтобы успеть на первый поезд. Я говорю «нет». Эта неделя должна быть очень короткой, как мы с тобой договорились, потому что в понедельник я буду занята с папиными врачами.

На его лице появилось противоречивое выражение. Так было всегда, когда она говорила о чем-то, связанном с инсультом отца, – жалость, какой-то намек на страх, оскорбленное разочарование из-за того, что он это чувствует. А еще ревность, обида и могучая застарелая ненависть. Он скрестил руки и впился в них пальцами.

– Если бы ты осталась, то смогла бы быть на кухне и наблюдать, могла бы чего-нибудь пожевать, а может, написать статью или что-то в этом роде, например, «Праздник для звезд», – убеждал ее Габриэль.

Он ведь и вправду совсем не умеет проигрывать? Все время возражает, приводит все новые и новые доводы.

Его идеи казались фантастическими. Делать то, что он предложил, было намного лучше, чем смотреть, как отец катает скалку по столу с таким видом, будто у него в жизни больше ничего не осталось.

– Габриэль, – отчаянно сказала Джоли. – Остановись. Не цепляйся за меня так сильно. – Он отступил на шаг, и его лицо погасло. – Прости. – Джоли потерла виски. – Я не это имела в виду, просто я… – Она сделала вдох, и ее голос упал. – Не усложняй все еще больше.

Снова война выражений у него на лице, и вдруг ярко вспыхнуло удовольствие.

– А это сложно?

Джоли впилась в него взглядом.

– Pardon, – настала его очередь говорить. – Я просто имел в виду, – неудержимая радость опять залила его лицо, – сложно со мной расстаться? Или сложно вернуться, – его голос помрачнел, – к Пьеру Манону?

Имя ее отца Габриэль всегда произносил таким же тоном, как и слова «этот ублюдок». Иногда «этот мерзкий ублюдок», но слово «ублюдок» было всегда.

– Послушай, я не хочу больше говорить об этом. Мы заключили соглашение…

– И ты его не выполняешь, – быстро сказал он. – Мы договорились о полных трех днях в неделю.

– И это означает, что я в Париже с пятницы до воскресенья, – решительно перебила его Джоли. – Поэтому уезжаю сегодня вечером. Как договорились.

– Что? – Руки Габриэля взлетели в негодовании. – Сегодня вечером? Почему бы не завтра утром?

– Потому что тогда не будет трех целых дней в Париже, – сквозь зубы сказала Джоли. Как будто ей самой хочется провести целую ночь в поезде, а потом справляться с депрессией отца вместо того, чтобы вечером свернуться клубочком и печатать заметки о прошедшем дне в уютной квартире недалеко от трехзвездного ресторана, куда она могла бы зайти, когда бы ни пожелала перекусить. И все это в ожидании мужчины, который умеет подарить женщине пять оргазмов подряд!

– И насколько поздно сегодня? – В голосе Габриэля прозвучало что-то похожее на панику. – Я думал… putain, Джоли.

– Я рассчитывала успеть на пятичасовой поезд. Поеду, когда закончится послеобеденный перерыв, – сказала она.

– Ты даже не останешься поесть? – угрюмо спросил он.

Черт возьми, это было таким нечестным искушением. Он был до невозможности неотразим.

– Прекрати!

– Ты могла бы сесть на поезд в девять. Все равно ты уедешь так поздно, что не увидишь отца до утра.

Джоли была в нерешительности.

– Тогда я не успею на метро. Хотя такси, наверное, будут на вокзале даже поздно ночью.

А может, и не будут. На самом деле она никогда не возвращалась в Париж так поздно.

Габриэль начал хмуриться.

– Где находится твоя квартира? В безопасном районе? Черт возьми, будет уже три утра, ведь так? Я не… не важно. – Он заворчал, и ее кожу стало покалывать везде, особенно соски. – Просто… ладно. Отправляйся пятичасовым поездом. Putain. А может быть, тебе следует уехать в четыре.

Он хмуро смотрел на свои ноги, а бицепсы на его скрещенных руках бугрились от расстройства.

– Спасибо, – ужасным голосом сказала Джоли, – что разрешил.

Он бросил на нее быстрый и дикий взгляд и что-то пробурчал.

Ничего себе. Все так наполнено желанием. И он заботится о ее безопасности. Возбужденный и милый. И чрезвычайно требовательный.

Он сжимал и разжимал кулаки, лежащие на сгибах его локтей.