Сквозь игольное ушко - Ольга Литаврина Страница 42

И ведь с самого начала, с самого начала день этот складывался как-то неудачно! Да что там день!

Лето уже торопилось, май был почти на исходе, и ребята совсем разболтались – на уроках сидели кое-как. Болтать и озорничать, правда, не осмеливались, – Анна Ивановна любила при случае ввернуть насчет «заслуженного авторитета в классе», но и слушали как-то вполуха и двоек, и окриков, на которые Анна Ивановна никогда не скупилась, боялись почему-то меньше.

А сегодня…

Конечно, началось это не сегодня. Весь последний учебный год давался Анне Ивановне «со скрипом». Неожиданно сильно разладилось здоровье: после еды в желудке, давно привыкшем к сухомятке и спешке школьного буфета, каждый раз тяжело вставал ком, постоянно мучила изжога, а из-за болезненных подагрических шишек на ногах она уже много лет ходила в разношенных тапочках. Стараясь избежать болезненных ощущений, Анна Ивановна почти не завтракала дома, но ко второму уроку рот все равно наполнялся неприятной горечью, настроение же соответственно ухудшалось. Раздражала бестолковость учеников, их упорное невнимание и неусидчивость, недостаточная строгость родителей, а главное – то, что Анна Ивановна сурово называла «неуважение к предмету», тому самому, который с окончания института надежно обеспечивал ей хлеб насущный и прочное, добропорядочное место в жизни.

Года три назад, когда в школе проходила аттестация, Анна Ивановна, указывая в графе «педагогический стаж – 37 лет», смотрела на эту цифру с гордостью и тайной тревогой, – как бы все-таки не «попросили», ведь что ни говори, а уже и на пенсию пора!

Но на хлопотное, и чего там скрывать, не очень престижное место учителя русского и литературы в обычной школе никогда не бывало наплыва желающих. Настолько не бывало, что давно уже Анна Ивановна с полной уверенностью произносила свое мягкое украинское «г», доставлявшее ей в институте столько огорчений, и расхожее «он позвОнит», а еще раньше перестала задумываться над тем, есть ли, кроме ударов линейкой и толчков, лучший способ для поддержания обязательной безупречной тишины в классе. Здесь, в своем классе, она всегда умела установить и для себя, и для своих шестиклашек – в этом году она вела шестые классы в школе – прочный мирок незыблемого порядка, как бы оставлявший за гранью все остальное происходящее в мире. Обычно это происходило мгновенно, со звонком, и только в этом году…

Да, этот год выдался не похожим на другие. Ну вот, к примеру, в личной жизни, которая всегда была для Анны Ивановны на втором плане, ибо не давала полного удовлетворения, так вот, в личной жизни год прошел под тяжелым знаком неожиданной, непредусмотренной Анной Ивановной смерти мужа, только-только вышедшего на пенсию.

А ведь здесь тоже все было благополучно до тех пор, пока… Муж Анны Ивановны работал водителем на «Скорой», многого в дом не приносил никогда, зато авторитет жены искренне считал непререкаемым, потому-то и служил привычным, удобным и (с тех пор, как дочь, не дожидаясь замужества, ушла жить к бабушке) единственным объектом ее воспитующей критики.

Еще смолоду Анна Ивановна не могла найти ни единого поступка мужа своевременным и правильным. Муж, правда, не курил и не пил, вначале вроде бы имел интересных друзей и даже собирался учиться на врача, но как-то незаметно в процессе семейной жизни растерял свои планы, воспитанием дочери занимался мало и неумело, постоянно выгораживал свекровь и родню. Ну, а что касается дома, то самой же Анной Ивановной он был совершенно отучен обслуживать себя, за что и подвергался особенно жесткой критике. Никаких извинений и оправданий Анна Ивановна не принимала, а утешаться привыкла лишь тем, что муж хоть и не очень казистый, зато «порядок знает», всегда при ней, а главное – неоценим как постоянный помощник на доставшемся от родителей садовом участке.

Во всех этих хлопотах жизнь бежала для Анны Ивановны как-то незаметно, хватало ее и на тетради, и на стирку, и на посуду, к весне вставал вопрос с посадками, так что задумываться особо было некогда. На чтение, правда, давно времени не хватало, но и здесь Анна Ивановна твердо знала, что почти все нужные книги по программе она прочла, новых появлялось немного, а журналы в этом году в школе не выписывал уже никто из соображений сугубо материальных.

Так и подошла бы Анна Ивановна к этому злосчастному году неунывающим живчиком – небольшая, суховатая, с серыми химическими кудерьками и черными (от умеренной косметики) ресницами, в платьях от своей портнихи и с больничными от своего врача, но вдруг разболелись ноги, ходить с самых поминок приходилось, как уже говорилось, в тапочках. Коварные подагрические шишки лишили ее привычного раньше среднего каблука, и это привело сразу к нескольким последствиям. Во-первых, каждое утро Анне Ивановне приходилось делать небольшую процедуру – держать ноги в отваре сухого подорожника, из-за чего ее утреннее время как бы «съеживалось», и в школу нужно было спешить. К середине пути ее одолевали одышка и изжога, и в класс она, всегда раньше входившая первой, теперь под укоризненным взглядом дежурного администратора едва успевала, а в начале урока теперь имела привычку давать небольшое письменное задание ученикам, чтобы успеть отдышаться и прийти в себя.