Чудотворец - Дмитрий Константинов Страница 42

– Что значит «сама хочешь»? – не в силах больше сдерживаться, Настя расплакалась и обвила его шею руками. – Господи, Юрка: если б ты знал, как я тебя люблю!..

Юра обнял Настю и закрыл глаза, сдерживая слезы.

* * *

Николай Арбенин и Реваз Микая занимали столик в дальнем углу шашлычной уже довольно долгое время. Реваз был навеселе, а Николай выглядел почти трезвым, лишь говорил более проникновенно и эмоционально, чем обычно.

– Нет, Коля, ты не прав: лучше помочь одному, чем не помочь никому!

– Тогда скажи: почему все верят, что я мальчишку убил?

– Дураки потому что!..

– Потому что мог убить! Кого-то вылечу, а кому-то хуже станет – может такое быть?.. Я ведь даже не знаю, как я это делаю?.. Надо ли вообще это делать?!

– Конечно, надо! Можешь сделать что-то хорошее – надо делать! Коля, ты – хороший человек! Значит, Бог на твоей стороне… Он не допустит, чтобы ты делал что-то плохое.

Николай лишь вяло усмехнулся.

– Как у тебя все просто… А ты уверен, что он есть?.. Только честно?

– Должен быть. Иначе вообще все бессмысленно… – тут он заметил кого-то знакомого и нахмурился: – Ну вот… А говорил: никто не знает, что ты здесь.

Арбенин проследил за его взглядом и увидел, что к их столику направлялся Патаев.

– Этот всегда все знает… – пробурчал он и громко обратился к Патаеву: – Выпьешь с нами?

– Я на минуту, – отрицательно покачал головой тот. – Решил: надо в глаза сказать, по телефону такие вещи нельзя… В общем, мы больше не партнеры – бумаги оформят, на днях подпишем. Ничего личного: просто решил, что мне это не выгодно.

Николай кивком показал, что все понял.

– Кое-что я на тебе заработал – будем считать, с долгом вы расплатились. Дальше – каждый своим путем…

Арбенин встал и молча пожал протянутую руку.

– Прощай, – Патаев развернулся и вышел из шашлычной.

– Как-то он с тобой попрощался – жутковато стало… Нет? – проговорил Реваз. – Надо тебе новую «крышу» искать. И охрану взять, а то мало ли…

Николай поморщился, как от приступа зубной боли:

– Реваз, не грузи меня! Давай сначала водку допьем.

* * *

В небольшом переулке из подъезда вышел адвокат Астанин с дипломатом и направился к стоящей неподалеку иномарке. У кирпичной стены в тупике тусовалась молодежь: разговаривали, играли на гитаре, пели. Костя Соколов проследил взглядом за Астаниным, жестом попрощался с приятелями, быстро подошел к двухколесному мотоциклу, надел шлем и последовал за скрывшейся за поворотом иномаркой.

Некоторое время спустя машина Астанина остановилась возле служебного входа в «Останкино». Костя, который ехал на значительном расстоянии от иномарки, притормозил и, соскочив с мотоцикла, спрятался за деревьями.

Адвокат открыл дверь машины, и тут же ему навстречу из другой иномарки вышла Зоя Хрулева. Они поздоровались и стали о чем-то разговаривать.

Соколов вгляделся в лицо Хрулевой, достал из нагрудного кармана вырезанную из газеты фотографию и уверился, что это именно та самая женщина.

Когда Астанин и Хрулева зашли в здание, Костя заскочил в телефонную будку и набрал нужный номер.

– Миша, она здесь!.. Зоя Хрулева! Я за адвокатом следил, он подъехал к «Останкино» – смотрю: из машины выходит… Точно она!

– Бросай адвоката, езжай за ней, – приказал Зубарев. – Узнаешь, где ее прячут – за этот месяц будет двойная зарплата!.. Только, пожалуйста, не спались!

Костя вернулся на свой наблюдательный пункт за деревьями и принялся ждать.

Наконец, Астанин и Хрулева вышли из здания телецентра, попрощались и разошлись к своим машинам. Зоя села на заднее сидение, и машина тронулась с места. Соколов на мотоцикле двинулся следом. Он не заметил, что через какое-то время за ним последовала еще одна иномарка.

На пустынной трассе ехавшие за Костей Конев и Замятин переглянулись, и машина резко набрала скорость, стремительно догоняя мотоцикл. Соколов обернулся, но было уже поздно: в заднее колесо мотоцикла ударил бампер…

Не сбавляя скорости, иномарка унеслась вперед по трассе, а мотоцикл развернуло, закрутило, и он вылетел с трассы… Костя Соколов на огромной скорости врезался головой в дерево.

* * *

Не вполне трезвый, Арбенин направился к двери своего подъезда. Из стоявшей у тротуара машины к нему бросились журналистка и оператор с камерой.

– Почему вы отказываетесь от комментариев? Вам стыдно?! Вас гложет чувство вины?!

Николай молча обернулся.

– Петя Хрулев умер после вашего сеанса. Если положить его смерть на одну чашу весов, а на другую – те многочисленные случаи, когда вы помогли людям: как думаете, что перевесит?!

– Не знаю… Нет, без комментариев!

Арбенин поднял руку, закрыв лицо от камеры, и быстро пошел к подъезду, но журналистка не отставала.

– В лаборатории, где исследовали природу вашего дара, так и не смогли объяснить его с научных позиций! Значит, от вас можно ждать чего угодно?

Николай, взявшийся за ручку подъездной двери, хмуро взглянул на журналистку и с нетрезвой улыбкой проговорил:

– Думаете, я сам знаю, чего от меня ждать?

Он с грохотом захлопнул за собой дверь и поднялся в квартиру.

– Привет, мам! Не знаешь, пришел кто-нибудь на прием? Рискнул здоровьем?

– Все, кто записан… Им сказали, тебе надо было уехать из города – перенесли на неделю.

– Смелые люди! Не боятся меня…

Николай перестал улыбаться, заметив, что Анна Владимировна подавлена, и веки ее припухли – было видно, что она плакала.

– Мам, что с тобой?

– Миша здесь, в гостиной… тебя ждет.

Перед Зубаревым стыла нетронутая чашка с чаем. Когда Николай вошел в комнату, Михаил поднял голову и тоскливо сказал:

– Костя в больнице, в реанимации… Он ее выследил, Зою Хрулеву… Позвонил, а я… – Зубарев сжал кулаки и с отчаянием крикнул: – Это я ему сказал за ней ехать! Думал, узнаем, где прячут – надавим… Это я виноват!.. Коля, надо ответить! Нельзя такое прощать! Звони Седому, пусть поднимает людей…

– Седой не с нами, – тихо прервал его Николай. – Днем он со мной попрощался. Теперь мы одни.

* * *

Вера и Денис расположились на полу. Между ними лежала картонная карточка, и мальчик пристально смотрел на нее. Потом он поднял взгляд на маму.

– Восемь.

Та перевернула – действительно, написана цифра «8». Денис улыбнулся, чрезвычайно довольный собой, и Вера тоже улыбнулась, впрочем, несколько натянуто.