Обман - Анна Бялко Страница 42

Но это лечится. И тоже есть классический пример. Что делал дедушка Ленин, когда ему не нравилось на родине? Правильно, ездил в Европу. Париж, Женева, Баден-Баден… Прокатиться, проветриться, отсидеться годик-другой, а там, глядишь, с новыми силами. Точно. Как раз на Рождество они с Ариной поедут навестить Митьку, заодно можно будет тихонечко почву подготовить, синекуру себе подыскать… А там, глядишь, оно и рассосётся. Может, и вообще ничего нет, просто нервы сдают. Возрастное. Средневозрастное предкризисное. Ничего. Он напряжётся немного и все рассчитает. Он справится. Вот, кстати, скоро будет это думское сборище, всякой твари по паре — там можно будет закинуть пару удочек, заодно и идейку проверить.

После истории с карточкой Марина перестала заходить в дорогие магазины. Не то чтобы она чего-то боялась — Гриша объяснил ей, в чем там было дело с подписью, — но просто удовольствие пропало. Как вспомнится, до чего она в тот раз перепугалась… Зачем это надо — нервы себе трепать. Кроме того, все то же самое можно купить на вещевом рынке, и при этом гораздо дешевле. Да и деньги у неё теперь были. Муж, услышав страшный рассказ, озаботился и обеспечил её толстой пачкой пёстрых бумажек.

— На всякий случай, дорогая, — сказал он, передавая Марине пачку. — От греха, так сказать.

Поэтому за платьем для новогоднего вечера Марина отправилась на привычный, знакомый вещевой рынок. Она знала (ещё в прошлой жизни присмотрела) там пару ларёчков, где продавали как раз то, что нужно. Вечерние платья. И очень красивые были, между прочим. Она ещё мечтала — вот, когда-нибудь… В шкафу, конечно, были Аринины платья, и они тоже были красивые, и уж наверняка дорогие, но все чёрные, как на подбор. И длинные. И даже если открытые, то все равно какие-то строгие, почти монашеские. А Марине хотелось чего-нибудь праздничного, яркого. Ей нравился красный цвет или фиолетовый — очень нарядно, если правильный оттенок найти. И блеска должно быть много, и плечи открытые — это же Новый год.

А для неё это будет ещё и Новая жизнь. Потому что после этого вечера она собиралась сказать Вале все, как есть. Ну, то есть не совсем все, про то, что она не Арина, она никому говорить не собиралась, по крайней мере сейчас. Может быть, потом она Грише и расскажет, но только если будет совсем уверена. А пока она только скажет, что Гриша любит её, она — его, им хорошо друг с другом и они хотят быть вместе навсегда. И он, как честный, нет, как порядочный человек, не должен мешать их счастью. Тем более, что ему совершенно все равно — есть у него Арина или нет. А она ещё молодая, у неё жизнь, и вообще. А при разводе ей много не надо, и квартира у Гриши своя.

Конечно, было бы хорошо говорить мужу все это не одной, а прямо с Гришей вместе. А ещё лучше — если бы он сам это сказал, как мужчина мужчине. Марина пока не обсуждала с ним этот щекотливый вопрос. Не до того было. Можно будет на празднике намекнуть. Ещё и поэтому она должна быть совершенно неотразимой на новогоднем балу. Чтоб Гриша не мог, ну просто не мог от неё отказаться. И платье в этом деле — не последняя вещь. Может, не надо красное? Это очень вызывающе, а надо быть какой-нибудь такой… нежной. Лучше голубое. И цвет этот ей очень идёт. Как всем блондинкам.

В конце концов Марине удалось найти чудесное платье. Голубое, как она и хотела. С открытыми плечами, тоненькими-тоненькими лямочками, вырез — сердечком, а юбка — короткая, выше колен, разлетающимся колоколом, полупрозрачная, вся то ли из шифона, то ли из нейлона, то ли из тюля синтетического — чудо. Цвет ярко-голубой, и все расшито блестящими переливающимися камушками. «Это пайетки, самая мода сейчас», — сказала ей продавщица. Платье Марине очень шло, стоило совсем недорого, не то что в бутиках на Тверской. Она, пожалуй, выглядела в нем несколько моложе своих лет. Этакая девочка в короткой летящей юбке. «Ничего, как раз то, что надо», — решила Марина.

Сумочка у неё уже была — та самая, злосчастная. Но Марина решила, что это не злосчастье, а их с Гришей совместный талисман. Не будь её, ничего бы не случилось. Но, раз сумочка красная, туфли тоже должны быть в тон. Не ярковато ли с голубым? Да ничего, это же Новый год. Марина купила их на этом же рынке — красные, шёлковые, на высоченной шпильке и с блестящей же розой.

Теперь она была экипирована. Накануне надо будет заехать к Алику Петровичу, обновить причёску. А так все готово, даже помаду удалось найти под цвет туфель. Остаётся только дождаться.

Недавняя случайная встреча с Ариной в ночном клубе, правда, подпортила ей настроение, но так чтоб сильно. Арину можно понять, но ей, Марине, сейчас важнее собственная жизнь. Это ж не только жизнь, достаток там, это любовь. А что Арина бормотала про Гришину работу, так она от злости. Интересно, кстати, а сама-то она там как оказалась?

Но на всякий случай Марина ещё тогда же, вечером, когда он отвозил её домой, спросила у Гриши тихонечко:

— Гриш, а ты меня любишь?

— Ну конечно, милая.

— Больше своей работы?

Он засмеялся:

— Какую ты ерунду выдумываешь. Как можно такие вещи сравнивать?

И Марина успокоилась.

Вечер начинался в восемь. И проходил не в самой Думе, как сначала почему-то решила Марина, а в Колонном зале. В том самом, куда ей в детстве однажды с огромным трудом мама достала билет на ёлку. Маленькая Марина ждала-ждала этого чуда, а за два дня до ёлки заболела ангиной и никуда в итоге не пошла. Билет отдали соседскому Кольке, а для Марины Колонный зал так и остался местом несбыточного счастья. И вот теперь она туда попадёт. Это тоже счастливый знак, решила Марина.

Вообще все предвещало счастье. Даже то, что муж позвонил в шесть часов, чтобы сказать, что у него очередные дела, он не успевает за ней заехать, пусть она едет сама, а он встретит её прямо на месте, тоже оказалось к лучшему. Потому что Марина сообразила спросить, где билеты, и оказалось, что муж унёс их с собой и теперь передаст Грише, и это он проводит Марину на бал.

Все, таким образом, складывалось чудесно. Они поедут вместе, Гриша первым увидит её на балу, и, возможно, уедут они тоже вдвоём. В новую счастливую жизнь.

Без пятнадцати восемь Марина, вся наряжённая, накрашенная и прекрасная, подпрыгивала у двери, ожидая Гришиного звонка снизу. Он раздался, она осторожно, чтоб не смять платье, накинула лёгкую шубку, схватила сумочку и кинулась навстречу счастью.

Гришина машина стояла почти у подъезда, но он все равно подхватил Марину на руки, чтобы она не замочила туфли в снегу. Через мгновение — так показалось Марине — они были уже на месте, и она ступила из машины на специально разостланный ковёр.

В вестибюле Марина скинула шубку и обернулась к Грише, чтобы увидеть, как ему нравится её наряд. Никакого специального восторга, однако, на Гришином лице не читалось. И смотрел он куда-то в сторону, здороваясь с кем-то из прибывших. «Ничего», — решила Марина про себя. — Ещё успеет наглядеться».

Они прошли в знаменитый зал с колоннами по бокам, смешались с нарядной толпой. Марина время от времени ловила на себе какие-то странноватые взгляды. Мужчины глядели с лёгким интересом, женщины как будто подняв брови. «Это оттого, что я тут моложе всех и красивее, — сказала себе Марина. — Не то что ваши перья».