Гинекологическая проза - Анна Бялко Страница 42

Помимо домашних, на дачу часто наезжали разнообразные гости – дом славился уютом и хлебосольством, но даже нашествие гостей не могло смутить тишины и покоя.

Жить на даче Маше было, пожалуй, лучше, чем в Москве, тут она была избавлена от готовки и хлопот по дому, которые начинали тяготить ее в последнее время. Кроме того, здесь все время была мама, можно было ходить за ней по пятам и приставать, что-де живот большой и мешает, что жарко – никаких сил нет, что один противный ребенок проскреб дыру в животе, а другой противный Колька носится целыми днями на велике неизвестно где, мужа тоже нету и вообще она, Маша, несчастная сирота. Мама всегда с готовностью жалела «сиротку Хасю», и довольная Маша, получив свою порцию любви и заботы, уползала к себе на второй этаж. Там, в комнатке, заваленной старыми журналами, она читала детективы в больших количествах, жевала сушеные яблоки и размышляла над будущим детским именем, что, впрочем, плохо получалось из-за неопределенной половой принадлежности.

Дачная жизнь имела один существенный недостаток – там не было телефона. Поскольку телефон был единственной возможностью общения с Сашей, Маше приходилось как минимум раз в неделю ездить в город. В принципе, она не имела ничего против, поездки можно было совмещать с визитами к врачу, кроме того они придавали жизни разнообразие, надо было собираться, одеваться, принимать городской приличный вид. Живот, еще отросший на дачной свободе, совершенно не желал поддаваться какому-либо насилию и упихиваться в цивильные платья, пришлось совместно с мамой сшить для него летний комбинезон, зеленый в веселую клеточку. Брат Иван, едва увидев Машу в новом наряде, тут же прозвал ее «наша гусеница». Прозвище, данное отчасти за цвет комбинезона, отчасти за новые нерасторопность и плавность движений всегда раньше быстрой, порывистой Маши, мгновенно прижилось, и ближние скоро вообще перестали называть Машу как-то иначе.

– А где наша гусеница?

– Да вон, к гамаку поползла, – так и слышалось на участке.

Маша не обижалась на домашних, но, добравшись до телефона, не упускала случая пожаловаться мужу:

– Они меня там гусеницей дразнят, я это пузо уже еле таскаю, а тебя нету, заступиться некому, приезжал бы ты уже скорей, что ли…

– Ты не гусеница, ты пузеница, – смеялся Саша в ответ.

С приездом у него вроде бы получалось, но не раньше двадцатого июля, и это было уже впритык. Маша, которой хотелось, чтобы ребенок хотя бы родился в присутствии отца и мужа, не говоря уже о себе, пыталась настаивать на перенесении срока на пораньше, но тщетно.

– Машунь, ну что ты меня дергаешь, как сдам проект, так приеду, я же там не один завязан. Мне и так не хотели отпуск давать, я уж вырвался. Расскажи лучше, как там мелкий себя ведет…

Кроме беседы с мужем, Маша использовала свои поездки в Москву для подготовки детского хозяйства. Вспомнив как следует, что бывает нужно для ухода за младенцем в первое время, Маша составила список и методично заготовляла необходимые вещи.

Существует примета, что до появления ребенка на свет не нужно покупать никаких вещичек, чтобы не сглазить, и в свое время с Колькой Маша следовала ей, доверив подготовку маме, но в этот раз решила наплевать на приметы и все-все приготовить самой. Магазины изобиловали различными нужными, не очень нужными, полезными и просто приятными штучками для маленьких детей. Маша с огромным удовольствиям бродила в этом детском царстве, покупая то одно, то другое и не переставая поражаться, как же все изменилось со времен Колькиного младенчества.

Главным революционным событием явились, конечно, памперсы, то есть одноразовые подгузники. У Маши просто в глазах мутилось при воспоминании о бесконечном кипячении, полоскании и проглаживании Колькиных пеленок и подгузников, а сейчас – нет проблем. Снял, одел сухое, грязное выбросил. Все счастливы и довольны. Все же, по зрелом размышлении, Маша решила не экономить и купить на всякий случай еще и новую стиральную машину, чтобы сама кипятила. Она понимала, что Сашка сможет пробыть с ней только месяц, а она, в свою очередь, никуда не поедет, пока младенцу не будет хотя бы месяца три, так что придется одной вертеться. Стиральная машина – это полжизни при маленьком ребенке, а потом маме останется, тоже неплохо.

Решено – сделано. Маша обзвонила несколько магазинов, выбрала, что хотела, и была в очередной раз потрясена возросшим уровнем российского сервиса. Утром она позвонила и договорилась о покупке, а часам к пяти вечера, не выходя из дома, стала счастливой обладательницей новенькой, уже подключенной и работающей машины. На радостях Маша достала с антресолей тюк старых, еще Колькиных пеленок и распашонок, перекипятила их все и, так уж и быть, заодно и выгладила.

Потихоньку Маша подготовила детский стол, накрыла чистой простыней и разложила на нем в строгом порядке все причиндалы, от стопки разутюженных пеленок до баллончика для очистки детского носа от непрошеных соплей. Уезжая на дачу, она всякий раз накрывала стол марлей от пыли, а возвращаясь, снимала марлю и с гордостью оглядывала свое стерильное хозяйство, добавляя то одну мелочь, то другую, или перекладывая что-то более удобным образом.

Так в хлопотах прошли остаток мая и большая часть июня. Маша чувствовала себя очень и очень неплохо, насколько это вообще возможно в ее состоянии при такой жаре. Пошаливало слегка давление, но в целом Татьяна Ивановна была Машей довольна, о чем и говорила при каждом новом визите.

Где-то с середины июня ходить стало совсем тяжело. С утра, пока было не очень жарко, Маша выползала в гамак, подвешенный в теньке за домом, лежала там до обеда, а после уходила долеживать день на диване в своей комнатке или на террасе. Поездки в Москву пришлось оставить – сил не было. Маша только радовалась, что успела-таки сделать основные дела, Сашке осталось лишь привезти от знакомых детскую кроватку да собрать коляску, лежавшую на антресолях с Колькиных времен.

В следующий поход к врачу, в последних числах июня, Машу сопровождала мама – одна она ехать уже не рискнула. Татьяна Ивановна и в этот раз была всем довольна, но велела Маше сходить на последний перед родами ультразвук. Маша отправилась, в душе надеясь, что, может, вредное дитя хоть на этот раз повернется к лесу задом, а к ней передом и даст разглядеть свой пол, но не тут-то было. Зато ей сказали, что детская шея обмотана пуповиной.

Встревожившись, Маша зашла еще раз к Татьяне Ивановне, сказала, так мол и так, не сделать ли лучше кесарево сечение, но врач ее успокоила, сказав, что обвитие пуповины встречается у трети всех детей и ничего страшного собою не представляет.

Маша с мамой пообсуждали еще все это по дороге на дачу, но остановились на том, что врач знает, что говорит, и волноваться особенно не о чем.

Дня через три после этого визита Маша проснулась ночью от боли в животе. Ей снился тяжелый, мутный сон, как будто она пришла в гости к подружке Лельке, та уговорила ее остаться ночевать, а Маше с утра к врачу, но она зачем-то осталась, спала плохо, проснулась рано, с болью во всем теле, и вот едет через всю Москву в душном метро и ругает себя, зачем ночевала у Лельки, Лелька нарочно ее оставила, а в метро теперь полно народу, ее больно толкают в живот, дышать нечем… Словом, кошмар.