Смерть это все мужчины - Татьяна Москвина Страница 42
Смерть это все мужчины - Татьяна Москвина читать онлайн бесплатно
Эта церковь пленила меня объявлением, вывешенным у неизбежного ценника, – сколько за венчание, сколько за отпевание… «Отсутствие денег не является препятствием к исполнению служб». Суммы взимались небольшие, но вот если нужда – исполним, дескать, Христа ради, а ведь может случиться нужда. Жить исправной церковной жизнью я не могу, но зайти имею право – я крещёная и верующая. Еретичка, правда. Да какая же осанна без анафемы и глория без аутодафе?
О-о. Когда вставала с дивана, поясницу и низ живота прожгла боль. Это что ещё такое? Не простудила ли почки вчера, под ледяным-то душем. Как я неосторожна. Случись что – ну кому я буду нужна? В моём положении должен быть культ здоровья. Чёрт, больно. Пойду потихонечку. Платок не забыть – возьму цветастый, русский.
Да, служба началась. Как скромно тут и достойно.
Женский хор, понятно, из окрестных жительниц. Лахтинские женщины обычно торгуют вдоль трассы цветами. После Зеленогорска – там уже можно картошку поймать или грибы, а здесь в сезон всегда только цветы. Цветы и песнопения, милое дело… Надо поставить свечки за здоровье Коваленского, побольше. Молебен заказать особый. Что ещё можно сделать? Попросить прощения. Да, Господи, прости меня, я не сдержалась. Никак мне не укротить свою природу, свою вечно тревожную душу – не обуздать. Я ведь не желала ему смерти, я так, от обиды, чтобы разрядиться, излить гнев… Я раскаиваюсь, правда. Я постараюсь больше никогда так не делать. Я не судья, только Ты судья.
Хорошо служат – всё слышно, всё ясно. Господи, прости меня и пошли здоровья и счастья Льву Коваленскому. Это мой муж всё-таки, хоть мы и не венчались. Пусть будет здоров и счастлив, без меня только… Боже мой, это что. Опять боль, и… ошибиться трудно. Это ощущение я давно знаю. Да почему, с какой стати, это должно быть через неделю самое раннее.
Мама дорогая, кровь пошла. Да как – пролилась на пол. Окропила церковь, нечего сказать, позор какой. Надо срочно домой.
Слава богу, подвезли, и сиденья были чёрные, кожаные – водитель ничего не заметил. Вот я с утра чувствовала что-то не то в теле. Конечно, разве можно так над собой издеваться, как я вчера? Найти лекарства, у меня кое-что есть на случай, когда уж очень заливает.
А я сегодня вспоминала про эту кровь, вот и она, легка на помине.
Лечь и замереть. Так, а если не остановится? Тогда звонить Егорке, пусть везёт в больницу, пусть видит, что мы неравны – равны не мы. Допрашивать меня вздумал. Укорять. Правды искать. Да за мной ухаживать надо, как за цветком или собакой. На что я гожусь? Ох ты, как больно. Хоть бы поговорить с кем…
– Ты где? Можешь говорить?
– Могу, я по улице бегу, Алькин, ты как?
– Я не очень. Что-то мне… нехорошо.
– Давай встретимся, я на Приморскую сейчас топаю, на одну халтуру.
– Нет, Андрюша, я никуда не могу пойти. Здоровье не позволяет.
– А что с тобой?
Нет, не могу сказать. Проклятое табу. И зачем? Не стану же я его сюда, в Егоркину квартиру, звать.
– Да ничего страшного, простудилась вчера.
– А лекарства у тебя есть?
– Есть. Всё есть. Тебя только нет.
– Ну, я со временем буду. Я материализуюсь!
– Ладно. Целую.
– Аналогично!
Позвонила зачем-то Льву – телефон выключен. Да, он же за городом, с немцами, звал, помню…
– Фанька? Как хорошо, что вы дома. Фань, у меня началось сильное кровотечение, что делать? С чего беременная, откуда. Наверное, простудилась вчера. Легла, конечно. Лёд сейчас положу. Стёпа привезёт? Ой, ты что, ребёночка так далеко гонять. Ты закажи такси, я оплачу и туда, и обратно. У меня есть деньги, Фань. Спасибо, зайка.
Ну, будем ждать Стёпу с лекарствами. Может, побеседовать со своим телом, уговорить его смириться, затихнуть? Потекла прямо в церкви – красота. То-то нас в алтарь не пускают – из чисто гигиенических соображений.
Того, что происходит сейчас, я боюсь по-настоящему. Никакой рассудок не помогает. Впервые это случилось, когда я ушла от Льва, вернулась к маме, сутками плакала и довела себя до выкидыша. Невыносимое, паническое ощущение, что это конец, что она не останавливается, что истечение не прекратить… Так, надо что-нибудь успокоительное принять. Ничего чрезвычайного не происходит. Последствия стресса, алкогольного отравления и простуды. Любой врач подтвердит – такое бывает. Сплошь и рядом. Надо следить за здоровьем, женщина.
Милый Стёпыш притаранил целый мешок лекарств. Фаня разбиралась в проблематике, у неё часто бывало. Более практичной женщины свет не видал: изловила где-то частника, договорилась на триста рублей туда-обратно. Таксист бы содрал столько, сколько в Нью-Йорке платят за такое же расстояние. Эта сфера отечественных услуг по-прежнему не знала ни стыда, ни совести, ни даже благоразумия. Спасибо, Стёпка, дома всё в порядке? Маме Фане на работу надо? Ну, целуй обеих.
Сержусь на людей, а куда без них? Так-так, хлористый кальций, отлично, и крапивки заварим… Спокойней стало.
Ну, что там, в пещерах? Сердится моё естество. Что она задумала? Чем недовольна?
Чем она недовольна, понять нетрудно. Она ничем не довольна. Она не может выполнить положенную ей работу. Понять, почему это происходит, она не может и не должна. У неё программа, которую она пытается включить – и вхолостую. Директор получает жалованье, рабочие приходят на места – а завод ничего не производит. Так сколько это может продолжаться? Банкротство неминуемо.
Наверное, в пятницу, в Андрюшиных объятиях, она на что-то понадеялась, и напрасно. Дорогая, а что, по-твоему, мне делать? Не мучай меня своими гневными волнами. Я понимаю и согласна, что-то следует предпринять, но сегодня мы эту драму не разрешим. Бунт принят к сведению, но сейчас главное – не довести до революции.
Кажется, стало получше. Всё равно пора к врачам. Пойду обязательно, завтра же и пойду. Фаня правильных врачей знает. Шутки плохи.
Опять забыла про еду, что за беда такая. Превращаюсь в романтического героя, у которого, по давней литературоведческой шутке, есть только голова и половые органы. Да, романтизм, разрыв с миром, гордое «Я» на вершине скалы, жизнь за любовь, обличение бездушного обывателя. Если вовремя помереть, ничего, красиво. Но что может быть страшнее потасканного романтика? Помирать надо было тогда лет в двадцать семь, предварительно совершив подвиг. Интересно какой? Нет, коли придётся выбирать между жизнью и любовью, я выберу жизнь. Это и будет подвиг, между прочим…
Значит, будем жить, будем есть, а то эдак отлечу совсем. Что бы съесть приятное, без отвращения? Про мясо думать нечего. Яйца? Нет, тяжело. Сварю надёжной гречи, она всегда проскакивает.
Ужас отлёг от сердца, я съела гречневой каши с растительным маслом, выпила зелёного чаю. Пещерный бунт затихал, и боль перестала резать, так, ныла противно.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments