Конец - Давид Монтеагудо Страница 42

Никто ничего ему не сказал — ни Мария, которая идет второй, на пару шагов отставая от Ибаньеса, ни Хинес, который какое-то время назад решил не тащить с собой велосипед — так как это оказалось слишком трудно на каменной тропе, — но упрямо не расстается с лампой; ни Ампаро, которая несколько раз просила устроить передышку. Все шагают друг за дружкой, потому что даже по двое здесь уместиться мудрено — тропа слишком узкая, шагают молча, понуро, исчерпав запас восторгов, которыми они охотно обменивались поначалу, только вступив в ущелье.

Теперь кажется, что их подавляют грандиозные размеры провала, и они мечтают лишь об одном — побыстрее выбраться отсюда на открытое место, пока солнце не опустилось еще ниже и пока по темному дну не расплылась серая тень сумерек.

Уго замыкает цепочку — об этом его попросила Марибель, которая то и дело оглядывается назад, хотя идет даже не предпоследней. А Кова специально приотстала, чтобы идти поближе к Уго, но теперь она шагает почти рядом с ним, уже сзади, и что-то шепчет, предварительно убедившись, что никто на них не смотрит.

— Убавь шаг, — просит она, — я хочу поговорить с тобой, но чтобы нас не слышали.

Уго замедляет ход. Ньевес, идущая перед Ковой, машинально оборачивается, заметив, что шаги сзади вдруг стали звучать тише. Краем глаза она видит беседующих Кову и Уго и тотчас снова начинает смотреть только вперед, на мелькающие перед ней ноги Марибель, и перестает беспокоиться об отставшей паре.

— Все это меня так страшно пугает, — говорит Кова жалобно. — Все… все очень странно… это кажется мне…

Кова не решается докончить фразу, и Уго пользуется ее заминкой, чтобы резко одернуть жену:

— А ты думаешь, мне не страшно? — Он слегка тянет ее за руку, чтобы они не слишком отставали от группы, поскольку их и так уже отделяет от спутников метров десять-двенадцать. — Сейчас мы все здесь напуганы, и я тоже, поэтому так хочется поскорее выбраться из этих дьявольских гор и попасть в какое-нибудь цивилизованное место…

— Сегодня мы до города не дойдем. Сегодня — нет, не дойдем. Вот-вот начнет темнеть.

— Не ной, — велит Уго с раздражением в голосе. — Только этого нам сейчас и не хватает — чтобы кто-нибудь принялся ныть.

— Просто… — Кова изо всех сил старается не заплакать, всхлипывания словно застревают у нее в горле, но в глазах все равно стоят слезы, дыхание прерывается и голос больше похож на стон. — Все это очень и очень странно, и ты… с тех пор как мы сюда приехали… с тех пор как ты встретился со своими друзьями… ты ведешь себя так, словно меня вовсе и нет рядом, словно…

— Ну послушай, — Уго смягчает тон, но ему даже в голову не приходит хотя бы приобнять жену, — мы все так давно не виделись — понятно же, что… встретившись с ними, я опять почувствовал себя молодым и…

— Нет, дело совсем не в этом, — теперь в голосе Ковы звучат не только слезы, но и злость, — тут… то же, что и раньше, но только хуже. Думаю, на самом деле ты именно такой и есть, всегда все было так, на самом деле мы вместе, но… как будто бы и не муж и жена, а…

— Снова-здорово. — Уго держит себя как человек, который много раз выслушивал одну и ту же совершенно беспочвенную и по-детски пустую жалобу и уже начинает терять терпение. — Не путай разные вещи. Ну какое отношение все это имеет к ситуации, в которой мы теперь очутились? Надо как можно скорее добраться до Сомонтано. Только это меня сейчас волнует.

— Дело в том, что… — Кова не решается продолжить и на миг замолкает, нервно поглядывая то в одну, то в другую сторону. — Мне кажется, все это как раз очень даже связано между собой…

— Что ты хочешь сказать?

Уго даже приостанавливается, глядя на Кову с нескрываемым любопытством, но тотчас опять тянет ее за руку вперед.

— Знаешь, мне кажется, мы только для того сюда и приехали, — говорит Кова, — чтобы поставить точку. Все кончилось — и мы тоже, и наш брак, и мы сами… Это конец, неужели ты не понимаешь? Конец всему!

— Что?.. Что за чушь ты несешь? Прекрати!

— Нет уж! Хватит! Я больше не могу! — говорит Кова и резко останавливается. — Обними меня, пожалуйста, мне так сейчас надо, чтобы ты меня обнял. Обними меня, и я поверю… что мы выберемся отсюда и дойдем до города и… и все опять будет в порядке.

Уго вздыхает и смотрит на удаляющихся друзей, потом пару раз фыркает и качает головой, прежде чем положить руку на плечи Кове, сперва как-то опасливо, а затем немного расслабляясь.

— Скажи, что ты прощаешь меня, — говорит Кова на ухо Уго, обдавая его щеку своим теплым и влажным дыханием.

Уго вздрагивает и слегка отодвигает от нее голову, а потом застывает в этой позе — напрягшись всем телом, устремив взгляд к камням, что покрывают речное дно.

— Почему ты тогда не бросил меня? Почему остался жить со мной? — спрашивает Кова. В тоне ее теперь слышится странное безразличие, а все тело кажется каким-то обмякшим, словно она потеряла всякое желание двигаться.

Уго начал очень медленно отстраняться от жены, миллиметр за миллиметром; и тут случилось нечто, заставившее их резко разъединиться и посмотреть вперед, в сторону группы, которая внезапно остановилась на расстоянии брошенного камня.

— Смотрите! Что это? — крикнул кто-то.

Уго напрягает глаза, но все равно ничего не видит, ничего, кроме серых стен и шестерки товарищей, застывших впереди. Зато он кое-что слышит: это похоже на быстро усиливающийся треск, на перестук камней, словно великое их множество катится на дно ущелья, отскакивая от стен, как это было совсем недавно с камнем, который пнул ногой Ибаньес. И тут Уго замечает маленькие серые тени, почти сливающиеся со скалами, — их много, их тьма, они несутся на людей в каком-то непонятном ритме, словно поток воды, который движется вперед легкими и размеренными скачками.

— Козы! — кричит кто-то — похоже, это голос Марии.

— Горные козы! — уточняет Ибаньес не менее изумленным тоном.

До Уго все доходит с опозданием. Только теперь ему удается различить фигурки животных. То, что издали напоминало прыгающих по скалам блох или даже ожившие осколки тех же скал, осколки, которые, летя вперед, рикошетят — так отскакивает от воды плоская галька, — в действительности оказывается проворными козами и козлами с головами, увенчанными роскошными — особенно у самцов — рогами.

Животные неумолимо приближаются, они мчатся с огромной скоростью по руслу реки, ни на миг не останавливаясь, порой залетая на стены и находя на ровной поверхности скал какие-то неразличимые для глаза выступы и неровности. Шерсть у них того же окраса, что копыта и рога, — все это сливается с естественным цветом камня. Копыта к тому же еще и крепкие, как камни, как сотни камней, дружно бьющих по скале.

Люди испытывают страх и растерянность. Уго замечает странную суматоху, вспыхнувшую среди шестерки его друзей, которые находятся метрах в двадцати от него: они возбужденно жестикулируют, начинают пятиться назад… И тут он понимает, что часть животных — ответвление от общего потока — движется уже не по руслу реки, а прямо по тропе, вырезанной в скале, и грозит смести с нее путников. Уго бросается вперед, чтобы присоединиться к остальным, но не успевает сделать и трех больших шагов, как те козы, что оказались совсем близко от людей, вдруг проделывают поразительный финт: все они непонятно как сжимаются в один комок, словно превращаясь в единое тело, предельно напрягшееся при виде опасности, и затем — почти не замедляя безумного бега — весь этот огромный шар, состоящий из ног, голов и рогов, в мгновение ока перепрыгивает через ограждение, отталкиваясь от него копытами, и обрушивается с двадцатиметровой высоты вниз, ко дну пролома.