Псы войны - Роберт Стоун Страница 42

— Почему?

— Вьетнам не то место, где можно много заработать.

— Нет, то, — упрямо сказала она. — То!

Конверс уткнулся в свою тарелку.

— Девчонка, что ли, все заграбастала?

Она имела в виду Мардж.

— Заграбастала, да? Ну конечно, — заныла она несчастным голосом, — всё — девчонке.

— Не пори чепухи, — быстро проговорил Конверс и глянул на часы.

— Во Вьетнаме есть деньги, — сказала мать. — Ты знал, что Хо Ши Мин в прошлом работал поваром в больших отелях? Умные люди очень часто любят готовить.

Техасские туристы расплатились и гуськом направились к выходу, искоса поглядывая на Конверса и его мать. Последним шел тщедушный мужчина со впалыми щеками, который во время ланча сидел к ним спиной и очень много пил. Проходя мимо их столика, он задержался и взглянул на них со смесью добродушия, любопытства и подозрительности. Мать Конверса в ужасе подняла на него глаза.

— Надеюсь, приятно проводите время? — спросил он.

— Вы! — крикнула мать Конверса. — Кто вы такой, приятель Джонни?

— Нет, мэм, я просто интересуюсь, нравится ли вам здесь.

— А вы не знаете, где можно было бы поселиться? Чтобы там не растягивали мои колготки?

— Спасибо, нам здесь замечательно, — сказал Конверс. — Желаем и вам приятного отдыха.

— Растягивали колготки? — удивился техасец.

Тут друзья позвали его, и он вышел с озадаченным видом.

Официант принес кофе, когда тарелки еще оставались на столе. Конверс поторопился попросить счет, но мать доедала хрен.

— Они даже следили за мной в турецких банях, — продолжала жаловаться мать. — Сказали, что я полотенца пачкаю.

Конверс сочувственно качал головой. В этот момент в зал вошли два довольно молодых длинноволосых человека и заняли столик, освободившийся после техасцев. У одного из них была борода. Он был очень — очень — похож на того бородача, который преследовал его в «Мейси». Конверс убеждал себя, что такое невозможно, но в животе у него похолодело.

— Полотенца пачкаю — подумать только! Просто сатанинское отродье, Джонни! Сатанинское отродье!

Конверс бросил взгляд на бородача и вздрогнул, узнав его; сомнений не было — преследователь из «Мейси». Вид, с каким тот смотрел на мать, уписывавшую хрен, показался ему особенно неприятным.

Второй был совсем молодым и светловолосым. Когда Конверс взглянул на него, блондин выпятил подбородок и оскалился в неком подобии улыбки. Конверсу показалось, что он услышал, как кто-то из них сказал: «…слишком стара, чтобы ее трахать».

— Девчонка заодно с Ходжесом, — сказала мать. — Я слышала сквозь телевизор, как они делают всякие гадости.

Метрдотель подошел к двоим за соседним столиком и стал говорить, что они не могут здесь сидеть просто так, ничего не заказывая. Те не обращали на него никакого внимания.

Наконец Конверс обернулся и открыто посмотрел на них. Сначала он старался смотреть равнодушно, потом нахмурился. Так они долго не сводили глаз друг с друга, в конце концов парни встали и ушли, словно только затем и приходили, чтобы поглядеть на него.

Смотря им вслед, Конверс чувствовал, что равнодушия ему изобразить не удалось. Ему казалось, что в тот момент, когда скрестились их взгляды, некая нить крепко связала их и что им еще предстоит разговор, которому он будет не рад.

* * *

По телевизору шел старый фильм «Только у ангелов есть крылья» [62]. Черно-белый. Конверсу только что сделали укол, что-то впрыснули; выступившая кровь струйкой стекала по руке. Следы крови напоминали ему кое-что. Его заставили раздеться, как во врачебном кабинете. Звук в телевизоре был включен на полную мощность.

— Ну, голышок, — спросил бородатый, которого звали Данскин, — где ты это прячешь?

— Что прячу?

— «Что прячу?» — передразнил бородатый и ухватил Конверса за щеку.

Из ванной комнаты вышел Смитти. Вода в душе продолжала литься.

— Что он сказал?

— Он сказал: «Что прячу?»

— Ай-яй-яй! — протянул Смитти, подражая жеманной дамочке.

Он несильно ударил Конверса по лицу жестким девичьим кулачком. Ударил словно в шутку, но для разбитого лица — ощутимо.

Конверс стоял на коленях. Чувствовал он себя отвратительно. Он тяжело дышал и обливался потом.

— Вода чуть теплая, — пожаловался Смитти; Данскин покачал головой.

— Где я?

Конверс чувствовал, что плывет. Что ему вкололи? Придя в себя, он увидел перед собой экран телевизора. Он знал, что там происходит, — этот фильм он видел. Перетрусивший усач пытается выпрыгнуть из поврежденного самолета, воспользовавшись единственным парашютом.

Данскин тоже смотрел на экран.

— Не уверен когда, — сказал он Конверсу, — сигай с борта.

Конверс сделал попытку подняться на ноги, но Данскин ударил его по голове так, что Конверс на мгновение оглох на правое ухо.

— Где ты это прячешь, сволочь?

Конверс потряс головой. Было невыносимо жарко; ощущение такое, будто обильный пот рвется наружу сквозь поры и не может прорваться. По всему полу в комнате были разостланы полотенца.

— Что было в шприце? — спросил он.

Они смотрели, как он встает. Выпрямившись, Конверс попытался броситься на Смитти, но ноги его не слушались. Это была его попытка выброситься с парашютом.

Лежа на полу, он смотрел на лицо Смитти. Оно виделось как сквозь толщу воды; глаза — прорези в раздутом мешке злобы. Если мешок стянуть с головы, глаза будут во всю его поверхность. Защитной окраски.

Смитти ударил его ногой, от удара он перекатился на живот, и его вырвало в полотенца. Ланч из него выбили еще раньше.

По телевизору играли Рахманинова. Диктор вещал:

— Лучшая мировая музыка может быть вашей.

— Лучшая мировая музыка? — спросил Конверс; Данскин и Смитти засмеялись.

Они поймали его в двух кварталах от «Монтальво», на глазах двух десятков горожан. Потом отвезли в мотель, тыча пистолетом в мошонку.

— Вокруг никого, детка, только ниггеры, — сказал Данскин. — А им наплевать.

— Где товар, сволочь?

— Не знаю, — ответил Конверс. — Что было в шприце?

— Фапросы тут задаем мы, — с немецким акцентом отчеканил Данскин.

Они поставили его на ноги и отвели в крохотную кухоньку рядом с кладовкой. Смитти включил одну из спиралей на электрической плите и вместе с Данскином смотрел, как она раскаляется докрасна. Конверса они держали за вывернутые за спину руки.