ВИЧ-положительная - Кэмрин Гарретт Страница 42

На следующий день после уроков я решаю, что буду просто ходить на обед с Майлзом и перестану пытаться угодить Клавдии. Мы стоим возле его дома, прямо посреди тротуара. У меня в руке тает клубничный рожок, а в груди разливается приятное тепло.

— Эй. — Майлз подталкивает меня локтем — легонько, чтобы самому не обляпаться. — Смотри, у тебя течет.

Если слизывать с руки растаявшее мороженое, пожалуй, вся будешь в липких пятнах, но я все равно это делаю. Майлз качает головой. Вообще, встречаться — это круто по многим причинам. Например, Майлз всегда платит по счету, даже если я прикидываюсь, что против. Может, из-за этого я не настоящая феминистка, ну и ладно. Платить на наших свиданиях — для Майлза как вариант «налога на розовое» ^[8]. Так наши отношения автоматически более равноправны.

Но, помимо денег, самое лучшее — просто иметь возможность смотреть на него в такие моменты: живот трясется от смеха, лицо сморщилось, глаза закрыты.

Я знаю, что оттого, что я забила на обеды с подругами, становится только хуже, но что мне еще остается делать? Клавдия вообще не отвечает на мои сообщения, а Лидия отвечает так поздно, что между эсэмэсками проходит несколько часов. Может быть, ссорой это и нельзя назвать, но впервые между нами не все гладко.

— Пойдем, — говорит Майлз и тянет меня за локоть. — У меня дома руки помоешь.

А мы как раз собирались к нему зайти. Майлз вызвался прихватить сегодня на репетицию какие-то инструменты из своего гаража. Конечно, он мог управиться и без сопровождающих, но я увязалась за ним.

Я до сих пор не знаю, мы здесь, только чтобы взять инструменты или… В конце концов, «прихватить инструмент» может быть и эвфемизмом. Судя по невероятно надежному источнику — порнухе из интернета, — сексом заканчиваются самые разные ситуации: приготовление салата, репетиторство, игра в футбол… варианты бесконечны. Вопрос даже не в том, смотрит ли Майлз порно, вопрос — смотрим ли мы с ним одни и те же видео.

Его дом совсем близко, но с каждым шагом я только и делаю, что оглядываюсь. Не уверена, что я ожидаю увидеть — Эрика, снимающего нас на телефон, или кого-то из его друзей. А может, он оставляет записки, ориентируясь только на сплетни. Не знаю, что там у него в голове.

Я хочу проводить время с Майлзом, есть мороженое, смотреть мюзиклы и вместе ездить из школы домой. Но разве это важнее, чем сохранить мой секрет?

— Господи, Симона, — говорит Майлз, открывая дверь. — Ну мороженое же надо есть, а не хлебать.

На вид дом Майлза такой большой, что в нем может поместиться целая семья, — у них и гараж есть, и все такое. По сравнению с их жилищем наше больше напоминает дачный домик. Похоже, бизнесом заниматься не так уж и плохо.

— Ой, кто бы говорил. — Может, я и хлебаю растаявшее мороженое из рожка, но у самого Майлза по руке текут просто ванильные ручьи. — И почему у нас так плохо получается?

— У нас? — Он трясет головой. — Я специально, чтобы тебе было не так обидно.

Я иду следом за ним на кухню. Она вся из нержавеющей стали, как по телику. И такая чистая, мой отец бы обзавидовался. Нас в доме всего трое, но с кулинарными экспериментами отца и любовью папы к шопингу мы быстро загромождаем весь дом. Майлз кивает мне и показывает на бумажные полотенца на столе. Я дожевываю вафельный рожок и тянусь к рулону своими липкими руками.

— Когда я тебя встретил, — говорит он, слизывая стекающие по рожку капли, — я бы никогда не подумал, что ты ешь мороженое как четырехлетка.

Словно подтверждая свой возраст, я показываю ему язык. Он наклоняется вперед, чтобы меня поцеловать, но так неуклюже, что один из шариков мороженого соскальзывает с его рожка и плюхается мне прямо на бедро.

Вместо извинений он начинает хохотать во весь голос. Его счастливый заливистый смех еще долго звучит у меня в ушах. Не присоединиться к нему невозможно. Я снова тянусь к рулону на столе, но Майлз оказывается быстрее меня — он отрывает кучу салфеток и выбрасывает рожок в мусорку.

— Угробил мороженое, — говорю я.

Он нагибается, чтобы вытереть мне ногу. Даже сквозь салфетку его рука обжигает. Я что-то еще собиралась сказать, но слова замирают на губах. Все, что мне удается, это тихое:

— Я сама.

Он поднимает на меня глаза, во взгляде — хитринка. Он уже вытер почти все мороженое, но сейчас его руки, жаркие, грубые, лежат на моих бедрах.

— Нет уж, я запачкал, — произносит он шепотом, — я и почищу. Вылижу до блеска.

Вот это уже точно эвфемизм.

Его руки все еще на моих бедрах, но он уже не приседает, а стоит на коленях. Я прислоняюсь к столу и немного откидываюсь назад, чтобы лучше его видеть. Глаза разбегаются — смотреть на его губы, на длинные, ровно сложенные ноги или на то, с каким вожделением он на меня поглядывает? Когда он ловит мой взгляд, я не отвожу глаз.

Его губы касаются моего тела, пробуют на вкус, исследуют, оставляя на коже следы мокрых поцелуев. Мне почти щекотно. Он медленно расстегивает молнию у меня на шортах, я помогаю их снять трясущимися руками. Когда он снова поднимает голову, его глаза темнее, больше.

— Окей?

Я киваю и вижу, как он вытаскивает из бумажника тонкий цветной квадратик. Латексную салфетку. О боже. У меня перехватывает дыхание. Я краснею так сильно, что все лицо горит, но тут он наклоняется вперед, и все мои мысли исчезают. Я забываю про стол, впивающийся мне в спину, про то, что я у Майлза на кухне и что я забила на обед с подругами. Я забываю про все.

Мои ноги дрожат, я впиваюсь ногтями себе в бедра. Его рука тянется к моей и подталкивает ее к голове. Я хватаю его за волосы, запрокидывая свою голову назад.

По всему телу разливается жар: исходящий от меня и от него, жар глубоко внутри. Я начинаю тяжело дышать, сердце бешено колотится, гулко отдаваясь в ушах. Я знаю, что издаю всякие звуки, задыхаюсь и постанываю. Мне все равно. С Майлзом мне всегда хорошо, но это… Я еще никогда такого не чувствовала.

***

Когда я наконец прихожу в себя, мы сидим на полу, привалившись к кухонному шкафчику.

— Ты как, нормально? — спрашивает он. Похоже, он тоже запыхался.