Крысиный король - Дмитрий Стахов Страница 42

Возвращаясь в зал, я зашел в туалет: кабинка была заперта, Вальтер не отозвался, я присел, заглянул в щель между полом и дверью, в кабинке было двое, носы их ботинок смотрели в одну сторону. Они слышали, что кто-то вошел. Они чувствовали, что за ними могут наблюдать, что их могут застукать. Они затаились. Взяли паузу. Мне показалось, что было бы правильным сказать что-то вроде «продолжайте», но я не знал, как это по-немецки, не помнил, как это по-английски.

Официант был не в моем вкусе. Как вообще мужчины. Когда-то я не мог оторвать взгляда от очень красивого мальчика, но то был единичный случай, помутнение, хотя и сейчас помню его лицо и фигуру, его удивительную пластику. Но дело не в официанте, не в его грубой красоте, упругости его зада, дело в скорости, на которую я никогда не был способен, скорости, с которой Вальтер сговорился, скорее всего — без слов, подмигиванием, цокнув зубом, каким-то кодовым жестом, — с официантом, Потехин — с моей бывшей женой.

Я подошел к раковине, вновь посмотрел на свое отражение в зеркале. То, что я застал Вальтера трахающим официанта в кабинке сортира, моя зависть к умеющим быстро находить общий язык, договариваться, жить, меня омолодило. Щеки порозовели, носогубные складки разгладились. Я и ощущал себя лучше. Теперь в кабинке почувствовали отсутствие угрозы, они тихо кряхтели, кто-то, официант или Вальтер, ритмично притоптывал. Я понял, что надо оставить их одних, вернулся в зал и застал спор последней вдовы с разлучницей — последняя говорила, что гражданское общество требует открытости, разлучница — что там, где нет граждан, не может быть общества, — Потехин ел торт, крепкая девушка, заменившая официанта, сбивалась с ног — «Чай? Кофе?», — но потом появился официант, вскоре в зал вошел Вальтер, высокий и прямой, сел, налил еще один фужер — что за странная манера! — выпил, закусил подсохшей маслинкой, улыбнулся, помахал мне рукой.

На столе смешались остатки закусок, крошащиеся торты, недоеденные куриные крылышки. Кто-то вставал и говорил о Михаиле Шихмане, последнем рыцаре. Так назвал его невысокого роста старичок. Его плохо слушали. Атмосфера скорби — и раньше не слишком плотная, — разрядилась. Вальтер поманил официантку. Она подошла, наклонилась над ним. Вальтер просил принести кофе со сливками, со взбитыми сливками, но взбитыми особым образом, он объяснял — каким, — присыпанными шоколадом, он объяснял — каким, как и сколько. Было понятно, что в кофе Вальтеру вдуют сливки из баллончика, шоколад будет из кулинарного пакета, шоколад тертый, расфасовка по килограмму, Вальтер просто тянул время, судя по глазам официантки, Вальтер гладил ее бедро, пытался подобраться выше, официантке было щекотно, она дернулась, отступила на полшага.

В самом начале поминок сказать о Шихмане просили меня, теперь я жалел об упущенной возможности. Мне хотелось поблагодарить папу Мишу, он был хорошим отчимом. Ему нравились мои девушки, Валя, на которой я должен был жениться перед армией. Он жестко расстался с моей матерью. Тогда я переживал это болезненно, но выжить рядом с нею было трудно, выжить мог только такой человек, как папа Миша, простой, необразованный, очень умный, знающий, где расположены главные струны жизни, но не имеющий никакого представления о том, как они работают. Почти двадцать лет их брака могли вполне сойти за сто. Миша еще долго продержался. И он ее оставил ради когда-то тонкой и юной, наивной разлучницы, теперь плотной, с тяжелыми плечами женщины, через некоторое время оставленной им ради другой, посвежее. Быть может, он ушел от моей матери вовсе не ради свежести и тонких лодыжек, а потому, что услышал какие-то другие струны жизни. Мне захотелось встать, сказать что-то об этих струнах, о том, что теперь, когда Шихман уже лежит в земле, они звучат по-другому и для всех нас.

Вальтеру принесли кофе.

— Выпьет, и мы его отсюда увезем, — шепнул подошедший Потехин.

— Почему мы?

— Если не мы, то кто же? Кроме нас с ним никто больше не справится.

— Он просто слишком много выпил, — сказал я.

— Все ты можешь объяснить и оправдать. Послезавтра у нас тяжелый день.

— У нас?

— Мы должны забрать Тарзана.

— Акеллу. Там работает Акелла.

— Конечно! Акелла! Как я мог забыть! Можешь на меня рассчитывать. Завтра утром у меня важная встреча, после нее я в твоем распоряжении…

…Потехин меня подвел. Он не вернулся после важной встречи. Телефон его не отвечал.

Утром, через день после похорон, я вышел из дома. Была чудесная погода. Дворник мел тротуар. Сладко пахли цветущие липы, кто-то из соседей жарил лук. Я собирался заехать за Вальтером, в гостиницу, Вальтер разбудил меня рано утром, но я был ему даже благодарен — после нашего разговора из меня исторглись все съеденные накануне пельмени.

Я уже подходил к фургону, как позвонила бывшая жена: пришли с обыском, изымают вещи Ильи, его компьютер, бумаги, записи, дневники. Стоило мне спросить — в чем дело, почему? — как бывшая жена, говоря все громче и громче, сказала, что ночью Илью арестовали вместе с его девушкой, на съемной квартире, что Илью подозревают в каких-то жутких преступлениях, после вопроса — в каких именно? — она уже говорила так, будто в жутких преступлениях подозревали Илью из-за меня, будто я совершил что-то жуткое. Она кричала:

— Позвони кому-нибудь, какому-нибудь крысиному клиенту! Сделай хоть что-нибудь! Раз в жизни!

Ее слова, эти «нибудь», застучали в голове. Тут возле меня остановилась машина, из нее вышли двое.

— Вы Андрей Михайлович? — спросил один из них.

— Да.

— Каморович?

— Каморович! В чем дело?..

Вот этот человек и сообщил мне, что Потехин убит. Он встретился с адвокатом, они решили пройтись по бульвару, адвокат передал Потехину адрес Аксы, они шли и обсуждали, как вывезти Аксу вместе с детьми. Им навстречу шел молодой человек с сумкой через плечо; почти поравнявшись с ними, молодой человек сунул руку в сумку, достал оттуда пистолет и выстрелил адвокату в голову. Пуля прошла по касательной. Адвокат упал. Молодой человек выстрелил в упавшего, Потехин попытался выбить пистолет, и тогда молодой человек выстрелил Потехину в лицо. Молодой человек добил адвоката, перебежал бульварный газон, перелез через ограждение, спрыгнул на проезжую часть, где его подхватила машина. За рулем сидела девушка моего сына Илюши Ирина, он сам рядом, они жили вместе, Илюша, дурачок, был в нее влюблен, она, как потом выяснилось, спала с ним ради дела, а любила другого, того, кто послал их всех на это…

…Вальтера, после того, как он допил кофе, подхватила разлучница. Край его рубашки не был заправлен в брюки, торчал из-под пиджака, Вальтер был бледен и красноглаз. Он завладел левой рукой разлучницы, поцеловал пытавшиеся протестовать, растопырившиеся пальцы, усики из взбитых сливок смазались, большая часть их оказалась на толстом золотом кольце с большим коричневым камнем.

Опыт учит — любая беда имеет предвестие. Необязательно, чтобы все вокруг начало дышать тихим ужасом, чтобы все становилось несуразным, корявым, чтобы накапливались мелкие неприятности, которые развернутся в настоящую беду. Она может до поры до времени скрываться в мелочах, в безобидных, ничего в отдельности не значащих, но вместе эти мелочи, быть может, даже приятные, легкие, обещающие, наоборот, нечто хорошее, в сумме, никогда не равной составным частям, несут в себе что-то зловещее.