Смотри: прилетели ласточки - Яна Жемойтелите Страница 42

Вдоль всего побережья из земли прорастала проволока на манер вьющихся растений. Казалось, если не выдернуть ее, не проредить, через год сам собой поднимется забор из железных прутьев. Все-таки какая-то своя, странная красота была в постиндустриальном пейзаже, но вместе с тем Лешку не покидало ощущение, что что-то такое кончилось. Может быть, по большому счету – страна, досрочно выполнявшая планы капитального строительства. И теперь на тридцати гектарах русской земли по винтику растаскивали руины цехов, некогда бывшие достоянием всего народа, а теперь – собственностью ОАО «Вперед». Двадцать восемь собак охраняли цветной металл, знать не зная о том, зачем он нужен. А несколько человек в свою очередь охраняли собак. А над ними стояло начальство, которому принадлежал металл. Хотя на самом деле металл этот начальству был абсолютно не нужен. Потому что последний цех выпускал пластиковые лодки вместо океанских лайнеров. И на месте директора завода Лешка собрал бы весь коллектив в главном корпусе и сказал: «Дорогие рабочие. Я банкрот, мне нечем платить вам зарплату. Поэтому несите с территории металлолом кто сколько может, кормите свои семьи. Заодно и порядок сам собой наведется, потому что среди такого хлама ничего хорошего построить нельзя». Вот бы как он сказал. И запросто раздал бы металл всем желающим…

Возвратив Арбата на место, Лешка вернулся в бытовку. Дяди Саши и Кизила уже не было, Диана Рафаэлевна тоже ушла. Один Золотарь по привычке смотрел по телеку какое-то шоу.

– Колян, – Лешка вспомнил разговор с Дианой Рафаэлевной. – Ты вроде нормальный мужик. Зачем же ты все время этот телевизор смотришь?

– А чего еще смотреть? – Золотарь искренне удивился.

– Я думаю, люди пялятся в телевизор, чтобы собственных мыслей не слышать. А вдруг в башку ненароком придет, что их дурят почем зря? Ты ведь этого боишься, Колян?

– Мне вообще тут неплохо живется, – лениво заметил Колян. – Захочу – выходной сделаю себе в любой день, с бабой какой закручу. А жрать нечего будет, так я костей в кастрюле отварю, капусты туда накидаю, морковки… Ненамного и собак объем. Остатки, кстати, им же и вылью.

– И все? И больше тебе ничего не нужно?

– Знаешь, а ведь я тоже не барыга какой, когда-то давно даже в университете учился.

– Ну и дальше что?

– Дальше мне по голове дали на спиртоскладе. Я тогда тоже подрабатывал в свободное время, вот как ты. И вдруг для меня все как-то прояснилось вокруг. Что человеку по большому счету нужны просто тарелка супа, койка в теплом месте, бычок – перекурить ситуацию, баба хоть иногда, ну и авторитет с понятиями, чтобы помягче. Начальник то есть.

– Это кто помягче? Дядя Саша? Что ж ты с ним ругаешься то и дело?

– Скажешь тоже – дядя Саша. У него лимит естественный вышел, вот он и корчит из себя божьего одуванчика. А ты знаешь, что там на самом деле в бывшем изоляторе?

– Ну?

– Щенячье кладбище, вот что. Раньше в питомнике собаки с документами были, плановые вязки, то, се. А если сама собой сука родит, без плана, и на щенков никакого заказа не будет, так вот дядя Саша твой щеночков в изоляторе закрывал, и они в три дня там помирали от голода. Я тебе больше скажу: он трупики прямо там и оставлял. Под полом. Ящиками еще заставит… Боялся на территории хоронить. Вдруг какая собака нароет.

– Колян? Ты что говоришь? Ты в своем уме?

– Я-то в своем. Поэтому сижу и не рыпаюсь, покуда меня койко-места не лишили. А ты, гляди, допрыгаешься!

Лешке сделалось почти физически дурно. Выйдя в коридор и кое-как справившись с этой дурнотой, он вернулся к Коляну и решительно, с той же не терпящей возражений интонацией, с какой отдавал собакам команду «Ко мне!», произнес:

– Колян! Иди проветрись. Я за тебя отдежурю.

Колян в крайнем удивлении уставился на Лешку.

– Я совершенно серьезно говорю. Проведай свою подружку. Веру эту из киоска проведай. Ты имеешь право на выходной.

– Че, правда? Отпускаешь меня? – Колян, еще не веря своей удаче, расплылся в улыбке, обнажив единственный зуб.

– Иди, Колян. И больше не говори мне ничего. Иди! – он почти крикнул.

Колян, сорвав с крючка кепочку, выскользнул в двери как легкий, почти неуловимый сквозняк.

7

Лешка знал, что никто из заводских уже не заглянет в питомник. Под вечер все спешили домой. К тому же пошел дождь, и окрестности развезло совершенно, так что добраться до ворот можно было только в броднях. Однако световой день еще тлел. Лешка быстро рассадил собак по вольерам, в который раз заново удивляясь, с каким послушанием собаки подчиняются ему, уверенные, что ничего плохого ни с ними, ни с хозяевами не случится, если только они не дадут слабину, если только станут соблюдать устав караульной службы и не пропустят на родную территорию посторонних. И в каждой собаке жила большая вера в справедливый миропорядок, и все они любили свое государство-остров посреди моря людей, потому что не представляли, что возможно какое-либо иное устройство мира.

Взяв на поводок полукровку Макса, Лешка отвел его к металлоскладу – как называлось это место в постовом журнале. На самом деле металлосклад был обычной свалкой, по центру которой возвышалась катушка с медным кабелем – ее-то, собственно, и охранял Макс. Пес был идеальным сторожем. Он отправлялся на пост с радостью – оттого что может послужить людям, честно дежурил до утра возле будки и с такой же радостью возвращался на рассвете в питомник. Когда Лешка сажал его на цепь возле катушки, Макс так и норовил, подпрыгнув, лизнуть его в ухо.

К самому металлоскладу подбегала заросшая колея узкоколейки. Рельсы обрывались, будто отрезанные ножом, а неподалеку на заборе, прямо под колючей проволокой, висела металлическая табличка: «Остановка локомотива». И все это вместе тоже производило впечатление глобального конца. Правда, Макс этого не знал. Когда он родился, локомотив индустриализации давно отдыхал в депо, и Макс думал, что мир именно и состоит из таких вот свалок металлолома, которые надо защищать от существ из инобытия, то есть от тех людей, которые иногда просачивались сквозь забор.

А между питомником и металлоскладом, в зоне видимости и нюха сторожевой собаки, как раз находился бывший изолятор – одноэтажный домик, похожий на хатку-мазанку, с несколькими слепыми окошками, густо застланными паутиной. На дверях металлосклада висел амбарный замок – основательный, но ржавый насквозь. И даже если душегуб дядя Саша носил на шее ключ от этого изолятора, вряд ли старый замок ему бы поддался.

Лешка потрепал Макса по холке, напоследок велел: «Служи!» – собаки не знали этой команды, но он все равно всякий раз напутствовал их так на дежурство – и, отыскав в груде металлолома подходящий ломик, направился к изолятору. При этом его не отпускало странное чувство, как будто он идет кого-то спасать, хотя в любом случае все давно кончилось, и Лешка это понимал безусловно.

Ему еще никогда не доводилось сбивать замки, но он видел, как это делается в кино. Просунув ломик в ушко замка, Лешка дернул со всей силы, но ничего не случилось. Тогда он попробовал второй раз и третий – в кино у героев это всегда получалось очень ловко. Наконец в отчаянии он ударил по замку со всего маху – отскочила заклепка, крепившая железную дужку на двери, замок повис на креплении, и Лешка дернул дверь изолятора. Она поддалась с трудом, но все-таки ее удалось открыть. Изнутри пахнуло сыростью. «Склепом», – невольно подумалось Лешке. Он осторожно ступил внутрь, радуясь, что догадался прихватить с собой фонарик, иначе все усилия были бы напрасны: слепые, задернутые паутиной окошки почти не давали света. Возле правой стены угадывалась сетка вольеров, и, когда он направил туда фонарик, луч высветил множество стеклянных банок, в беспорядке скинутых в вольер, а также дальше, по всему полу и вдоль стен… Очевидно, когда-то собак в питомнике кормили консервами, в не лучшие времена. Банки успели зарасти слоем черной землянистой пыли, и пауки уже проделали над ними знакомую работу. Лешка опять невольно, вскользь, подумал, что паутина и пыль, наверное, – составляющие самого времени.