Карибы: Ресторанчик под пальмами - Роберт Бланчард Страница 41

Мы успели позабыть о спокойствии по утрам. Теперь с самого рассвета судьба испытывала нас на выносливость. Пока я разбивала дюжину яиц, мне приходилось раз по десять отвечать на телефонные звонки. Для приготовления партии ванильного мороженого мне требовалось ровно сорок пять яиц, но как не сбиться со счета, если тебя все время отвлекают?

— Здравствуйте, это Синди из «Кэп Джулуки». Я хочу заказать столик на шесть человек на завтра на восемь вечера.

Я вытираю руки и делаю запись в журнале.

Полминуты спустя:

— Привет, это Хитер из отеля «Каримар». Один из наших постояльцев хочет заказать столик на четверых, на восемь вечера на 31 декабря.

Стоит мне повесить трубку:

— Доброе утро, это Гермия из «Фанджипани-Бич клаб». Один из наших гостей хочет поужинать у вас в четверг. Столик на двоих на восемь вечера.

— Быстрее, Боб! — закричала я. — Заканчивай уже взвешивать сливочный сыр и начинай жарить… — Но прежде чем я успела закончить, снова зазвонил телефон.

— Здравствуйте, это Сильфина из «Коувкасл». Наши постояльцы хотят заказать у вас столик на пять вечеров подряд.

Мне пришлось взвалить побольше работы на Маркеса — нам с Бобом надо было отвечать на звонки. Маркес научился резать перец на квадратики одинаковых размеров, натирать имбирь и лимонную цедру. Нередко мне приходилось одновременно листать журнал регистраций и делиться познаниями в кулинарии. Например, я показывала, как аккуратно погружать яичные белки в миску с шоколадом. С каждым днем Томас привозил все больше и больше омаров. Мешки с ними, весившие раньше тринадцать килограммов, теперь тянули на все тридцать. Чтобы поднять и поставить их на весы, требовалось два человека.

На рождественских праздниках меня не оставляло ощущение, что наш ресторан находится в Нью-Йорке. В баре сидела толпа людей, которые, казалось, весь день обсуждали, сколько им заказать пирожков с омарами и как именно мы делаем шоколадные кокосы. Наше меню, уровень обслуживания, винная карта, да и сама репутация заведения стали объектами самого пристального внимания: «А у вас кальмары жареные? Других я просто не ем»; «Надеюсь, вы не добавляли в похлебку сливки?»; «А можно соусом и с этой стороны помазать?»; «Вы не могли бы мне приготовить филе из всей рыбы?»; «Вы не могли бы вынуть омара из панциря?»; «У меня аллергия на арахис»; «У меня аллергия на крабов», «У меня вообще на все аллергия, что вы можете мне порекомендовать?».

Мы с Бобом были вымотаны до предела. Работа, как и на кухне, так и в обеденном зале была очень напряженной. Наш ресторан даже отдаленно не напоминал маленький сонный пляжный бар, о котором мы когда-то мечтали.

У богачей и толстосумов имелись свои представления о времени ужина. Они, словно сговорившись, всегда заказывали столики на восемь вечера. Четверть девятого их уже не устраивала. Но даже если нам все-таки удавалось уговорить их перенести начало ужина на пятнадцать минут вперед, они все равно являлись в восемь. К счастью, богачам мы нравились. Слухи о нас быстро разлетелись по пляжам, мы становились все более популярными, и благодаря этому нам удавалось уговорить клиентов приходить чуть раньше или чуть позже. Мы объясняли, что не в состоянии одновременно обслужить всех отдыхающих на острове.

Рождественский вечер выдался особенно напряженным. У нас успели отужинать почти сто человек. Последние ушли незадолго до полуночи. Мы с Бобом и Джесом отправились спать, даже не перекусив. Мы страшно устали, и к тому же утро было не за горами. Вскоре нам предстояло встать и снова приступить к готовке.

— Боб, я слышала какой-то шум, — с этими словами я потрясла мужа за плечо. Мы улеглись буквально несколько минут назад. — Снаружи кто-то есть.

Боб сел в постели и прислушался.

— Вор, — заключил он, — причем даже не считает нужным особо таиться.

Судя по шуму, у нас во дворе собралась уже целая толпа. Я услышала, как кто-то полез через забор из проволочной сетки, как затих урчащий двигатель машины. Шум стал громче. Создавалось впечатление, что он приближается. Люди говорили все разом, затем послышалось звяканье металла, словно что-то уронили. Потом по веранде с громким шумом протащили что-то тяжелое.

— Что делать? — спросила я Боба. — Кошмар! Кто-то вот-вот вломится к нам в дом, а мы ничего не можем сделать. Как ты думаешь, у них есть пистолеты?

— Успокойся, — прошептал Боб, — дверь заперта, так просто они ее не взломают.

— Джеса разбудить?

— Нет. Не дергайся! — Боб тихо взял в руки лампу с ночного столика. Хоть какое, а оружие. Он вынул из розетки шнур и снял абажур.

— Ну и дураки же мы. Мне никогда не приходило в голову, что к нам может кто-то вломиться. Здесь себя чувствуешь в такой безопасности и…

— Т-с-с-с-с, — прошипел Боб. — Что это? — Он весь напрягся, вслушиваясь.

— Вроде музыка какая-то. Думаешь, воры приехали грабить нас, прихватив радио?

— Т-с-с-с-с, — снова шикнул Боб. Зажав в руках лампу, словно биту, муж отправился на разведку, оставив меня в спальне одну.

Вдруг, без всякого предупреждения, он негромко рявкнул:

— Мэл, буди Джеса и живо сюда!

У меня аж сердце ушло в пятки.

Я вытащила сына из кровати, и мы на цыпочках прокрались в гостиную. Там Боб отпирал стеклянные раздвижные двери. Я быстро насчитала двенадцать человек — мужчин, женщин и детей. Они выстроились в ряд на веранде, то и дело перешептываясь и меняясь местами. Перед моими глазами предстал целый оркестр, с гитарами и синтезатором. Дети пристроились за музыкантами, собравшись отбивать ритм на пустых банках из-под кока-колы и создавать фон, елозя вилками и ложками по гладильным доскам.

— Мы желаем вам веселого Рождества! Мы желаем вам веселого Рождества! Мы желаем вам веселого Рождества и счастливого Нового года! — разносилось в воздухе.

Темная ночь скрывала исполнителей, но их силуэты озарял блеск белозубых улыбок. Некоторые песни были знакомыми, некоторые — нет. Так, например, нам спели песню о младенце Иисусе в столь заводном ритме регги, что вся компания начала раскачиваться и пританцовывать. Прошло минут двадцать, прежде чем вожак дал знак остальным остановиться и объявил, что они — хор из местной церкви.

— С Рождеством вас! — провозгласил он. — И пусть вам хорошо живется на Ангилье!

В рождественское утро, несмотря на ранний час (было всего восемь), солнце уже жарило немилосердно. Мы все втроем хихикали от восторга, вызванного тем, что на дворе зима, а мы можем ходить по улице в шортах. Надо признаться, что к восторгу примешивалась и ностальгия по укрытым снегом полям и запаху сосновых веток над камином, в котором, потрескивая, горят дрова.

— Давайте устроим пикник, — предложила я. — К вечеру готовить не так уж и много, так что айда праздновать Рождество на пляже.