Зона интересов - Мартин Эмис Страница 41

* * *

Махнув рукой на двойственность моего отношения к услышанному от Ханны, я после одной-двух неудачных попыток сумел связаться со старым берлинским другом моего отца, Конрадом Петерсом из СД – подчиненной Рейхсфюреру СС Службы безопасности, или Партийной разведки. Петерс был когда-то профессором истории Гумбольдтского университета, а теперь помогал отслеживать деятельность врагов национал-социализма (сардонически специализируясь по масонам).

– Можешь говорить свободно, Томсен, – сказал он. – Эта линия не прослушивается.

– Спасибо, что согласились взять на себя такой труд, мой господин.

– Буду рад помочь. Мне не хватает Макса и Анны.

Мы помолчали. Затем я сказал:

– Первого марта арестован в Мюнхене. Двадцать третьего марта отправлен в Дахау.

– О. С первой партией. К Вакерле ^[56]. Там было нескучно.

– Вакерле, мой господин? Не Эйке? ^[57]

– Нет. В то время Эйке еще сидел в сумасшедшем доме Вюрцбурга. Гиммлер объявил его душевнобольным и засунул туда. На самом деле при Вакерле было еще и похуже.

Конрад Петерс, хоть он и занимал высокий пост, походил на меня. Мы оба были «апатичными попутчиками». Мы шли в общем строю, вернее, сопровождали тех, кто в нем шел, делали все для нас посильное, чтобы приволакивать ноги, истирать ковры и царапать паркет, но шли. Таких, как мы, было сотни тысяч, а может быть, миллионы.

Я сказал:

– В сентябре переведен в Бранденбургскую тюрьму. Вот и все, что я знаю.

– Дай мне пару дней. Он тебе не родственник, нет?

– Нет, мой господин.

– Уже легче. Стало быть, просто друг.

– Нет, мой господин.

* * *

К началу ноября изменения в эргономике «Буна-Верке» стали приносить ощутимые плоды: заметное ослабление темпов беготни (особенно явственное во Дворе) и значительное продвижение вперед. В итоге я счел нужным поговорить с главой Политического отдела Фрицем Мебиусом.

– Он появится примерно через полчаса, – сказал мне Юрген Хордер (тридцать с чем-то лет, среднее телосложение, прилизанные седые волосы, отпущенные до почти романтической длины). – Вы будете в понедельник на торжествах? Меня не пригласили.

– Офицеры, – сказал я, – их жены. Уполномоченные. Вас будет представлять ваш начальник.

– Повезло ему, нечего сказать. Там холодней, чем в аду будет.

Мы разговаривали на первом этаже Бункера 13, одного из множества трехэтажных коробов Шталага, сложенных из скучного серого кирпича; все его немногочисленные окна были заколочены досками, отчего он казался слепым, опечатанным (кроме того, Бункер отличался хитроумной акустикой, как, впрочем, и весь Кат-Зет). В первые десять минут до меня доносилась из подвалов череда медленно нарастающих, медленно обрывающихся воплей боли. Затем наступило долгое молчание, следом стук сапог по пыльному, а то и посыпанному гравием каменному полу. Появился вытирающий кухонным полотенцем руки Михаэль Офф (выглядел он, в его кремовой фуфайке, как молодой человек из разъездного парка аттракционов, распоряжающийся электрическими автомобильчиками). Он смотрел на меня, кивая головой и, похоже, пересчитывая языком зубы – сначала нижние, затем верхние. Потом взял с полки пачку «Давыдофф» и снова ушел вниз, и медленно нарастающие, медленно обрывающиеся крики возобновились.

– Добрый день. Прошу садиться. Могу быть вам чем-то полезен?

– Надеюсь, что можете, герр Мебиус. Дело довольно щекотливое.

Первоначально Мебиус был канцелярской крысой в штабе Тайной государственной полиции, Гестапа – не путать с Гестапо (настоящей Тайной государственной полицией) ^[58], или с Зипо (Тайной полицией), или с Крипо (Уголовной полицией), или с Орпо (Полицией порядка), или с Шупо (Охранной полицией), или с Тено (Вспомогательной полицией) или с Гехайме фельдполицай (Тайной жандармерией), или с Гемайндеполицай (Муниципальной полицией), или с Абверполицай (Полицией контрразведки), или с Берейтшафтполицай (Партийной полицией), или с Казернирт Полицай (Казарменной полицией), или с Гренцполицай (Пограничной полицией), или с Ортсполицай (Местной полицией), или с Жандармерией (Сельской полицией). Мебиус преуспел в своей полицейской карьере, потому что у него обнаружился талант к жестокости, приобретший широкую известность и бросавшийся в глаза даже здесь.

– Как идут дела в «Буна-Верке»? Вы побеждаете? «Буна» необходима нам.

– Да. Занятно, не правда ли? Резина – все равно что подшипники. Без них не повоюешь.

– Итак, герр Томсен. В чем затруднение?

Почти совершенно плешивый, лишь с несколькими заправленными за уши и достающими до зашейка прядями черных волос, темноглазый, с крепким носом и ровным ртом, он походил на приятно интеллигентного ученого. А между тем вызвавшим больше всего разговоров новшеством Мебиуса было использование при допросах опытного хирурга – профессора Энтресса из Гигиенического института.

– Я испытываю некоторую неловкость, унтерштурмфюрер. Вопрос довольно неприятный.

– Выполнение долга дело не всегда веселое, оберштурмфюрер.

Последнее слово он подчеркнул с некоторой брезгливостью (в Тайной полиции было модно презирать чины, звания и прочие внешние атрибуты власти. Там знали, что власть начинается с секретности, скрытности). Я сказал:

– Прошу вас, отнеситесь к этому как к пробной попытке. Просто я не вижу другого пути.

Мебиус дернул плечом и ответил:

– Продолжайте.

– На строительстве «Буны» достигнут устойчивый прогресс, все идет хорошо, отставание от графика незначительное. Главное – использовать установленные методы. – Я выдохнул через нос и добавил: – Фритурик Беркль.

– Денежный мешок, – сказал Мебиус.

– Если бы он ограничивался отдельными замечаниями, я пропускал бы их мимо ушей. Однако он болтает без умолку. Создается впечатление, что он придерживается довольно странных взглядов на наших, э-э, на наших пешеходов из Красного моря… Иногда я гадаю, усвоил ли он хотя бы в малой мере идеалы национал-социализма. Относительно деликатного уравновешивания двух наших неразделимых целей.

– Продуктивное уничтожение. Постулат любой революции. Продуктивное уничтожение.