Нить - Виктория Хислоп Страница 41

– Роза, – сказала она, приподнимая занавеску и входя в дом Морено, – ты это видела?

– Да, конечно. Она при мне вышивала.

– Не знаю, что и сказать…

– У этой девочки огромный дар. Я тоже, как и ты, глазам не поверила.

– Но как может десятилетняя девочка такое вышить?

– Не знаю. Даже Саул говорит, что никогда не видел ничего подобного. Я ей показала азы, но теперь она уже сама себе мастерица.

– Так, значит, это правда ее работа? Я было подумала, что ты ей помогала…

– Даже не прикасалась! Все ее рук дело, можешь мне поверить. Рядом с ее вышивками мои кажутся топорными.

– Вот бы моим близнецам хоть немного ее таланта…

Женщины посмеялись, поболтали еще немного, и Евгения засобиралась домой. Ей нужно было доткать ковер до конца месяца, а значит сегодня придется постараться как можно больше часов провести за станком.

– С днем ангела, Евгения, – сказала кирия Морено.

– Спасибо, – поблагодарила та и улыбнулась. – Заходи к нам вечером, чем-нибудь сладким угощу.

Она вернулась домой и все утро ткала, мечтая об обеспеченном будущем Катерины и одновременно тревожась о том, что это будущее уготовило ее упрямым двойняшкам.

Ее мечты прервал резкий стук в дверь. Это был почтальон. Теперь он появлялся в доме номер пять на улице Ирини сравнительно нечасто, поскольку Зения стала писать реже, однако, поздоровавшись, Евгения протянула руку, ожидая получить привычный маленький светлый конверт, подписанный знакомым тонким почерком.

Но на этот раз письмо оказалось отпечатано на пишущей машинке и на конверте стояло ее имя.

По виду письма было ясно, что государство рассылает тысячи таких – совершенно одинаковых, не считая собственно имени. В нем сухо сообщалось, что муж Евгении Микаэлис Караянидис (имя было вписано от руки в специально оставленном промежутке) пропал без вести пять лет назад и, хотя твердых доказательств нет, может считаться погибшим.

Вот уже много месяцев Евгения даже не вспоминала о муже, и теперь ей трудно было горевать. Она свое отгоревала давным-давно.

Когда девочки вернулись из школы, близнецы начали стряпать торт. Это было кособокое непонятное сооружение из толченого миндаля, меда и сахара, такое огромное, что всей улице хватило бы отпраздновать мамины именины.

Можно было сказать девочкам сейчас, но они так весело смеялись и болтали, замешивая тесто, что минута показалась Евгении неподходящей.

Потом, вечером, когда Морено уже ушли и большое блюдо, на котором лежало угощение, было выскоблено дочиста, Евгения сообщила девочкам печальную новость. Те встретили ее спокойно. Они совсем не помнили отца.

– Я знала, что он погиб, – сказала София.

– Откуда? – с вызовом спросила Мария.

– Просто знала. Давным-давно.

– Всегда-то ты все знаешь, – сказала Мария; ее раздражали пророчества сестры.

– Когда забываешь чье-то лицо и знаешь, что никогда больше его не увидишь, значит человек умер, неужели не понятно? Или все равно что умер.

– Да, но точно ты не знала. Неоткуда тебе было знать. И никто не знает, даже сейчас. Так и в письме написано.

Катерина подумала о своей матери, о том, что уже почти не помнит ее лица. Что же, выходит, она тоже умерла?

Близнецы еще немного поспорили, умер их отец или нет. Наконец Евгения не выдержала:

– Перестаньте, пожалуйста, девочки. Сейчас же! Спать пора.

Двойняшки с топотом ушли по лестнице наверх, а Катерина задержалась, чтобы пожелать Евгении спокойной ночи.

Катерина обняла ее и увидела, что платок, который она вышила, лежит у Евгении на коленях.

– Спасибо тебе, Катерина, – сказала та, расправляя платок, чтобы еще раз полюбоваться розой и бабочкой. – Ты, должно быть, очень много труда вложила в свой подарок, и получилось просто замечательно.

Катерина видела, что в глазах Евгении стоят слезы, и подумала, это из-за мужа. Она не знала, что делать.

– Времени ушло немало, – веселым голосом сказала она. – Тебе нравится кайма? А бабочка?

На самом деле комок застрял у Евгении в горле не из-за известия о муже. Это было уже в прошлом. Ее тронула безупречная вышивка и детская чистота исполнения. Где есть стремление к красоте и чутье, чтобы ее передать, там есть и надежда. За те пять лет, что прошли со времени бегства из Малой Азии, они пережили немало черных дней, но вот такие минуты, такие поступки даже эти дни делали светлыми. Красота и совершенство, созданные этими маленькими руками, растрогали Евгению настолько, что она не находила слов.

– Да, – с трудом выговорила она вполголоса. – Мне очень понравилась бабочка.