Последний предел - Даниэль Кельман Страница 41

еня внезапно разбудил телефонный звонок. Я потянулся за трубкой, что-то упало на пол, с трудом нашел ее и поднес к уху. Кто? Вегенфельд, Ансельм Вегенфельд, из регистрации.

— Ну хорошо, — пробормотал я, — дальше что?

Вокруг меня материализовался убогий номер: кровать с высоким изголовьем и стол, на тумбочке лампа с грязноватым абажуром, на стене криво висит зеркало.

— Я звоню по поводу пожилого господина, вашего спутника, — сказал Вегенфельд.

— По поводу кого?

— Вашего спутника, — подчеркнул он, и я насторожился.

Я приподнялся в постели и тотчас же проснулся.

— Да в чем дело?

— Ничего страшного, просто вы должны к нему зайти.

— Зачем?

Вегенфельд многозначительно покашлял. Потом им и в самом деле овладел приступ настоящего, ненаигранного кашля, потом он еще раз многозначительно покашлял.

— В этой гостинице существуют определенные правила. Поймите, есть вещи, которые мы никак не можем допустить. Вы меня понимаете?

— Черт побери, да в чем дело?

— Скажем так, у него посетительница. Отошлите ее или мы будем вынуждены сделать это сами!

— Не станете же вы утверждать…

— Вот именно, — подтвердил Вегенфельд. — Совершенно точно. — Он положил трубку.

Я встал, прошел в крошечную ванную и умылся холодной водой. Было пять часов вечера, я спал таким глубоким сном, что утратил всякое представление о времени. Прошло несколько секунд, прежде чем я вспомнил, что случилось накануне.

Угрюмый шофер увез нас с бензоколонки.

— Нет! — внезапно заявил Каминский. — На вокзал я не поеду. Я хочу отдохнуть.

— Сейчас отдохнуть вы не сможете.

— Еще как смогу. В гостиницу!

Шофер равнодушно кивнул.

— Так мы только задержимся, — запротестовал я, — нам надо ехать.

Шофер пожал плечами.

— Уже почти час, — сказал Каминский.

Я взглянул на часы, было без пяти час.

— До часа еще уйма времени, — уверял я.

— В час я всегда ложусь отдохнуть. У меня уже сорок лет такой режим, и я его не изменю. Кстати, я могу попросить этого господина отвезти меня домой.

Шофер бросил на него алчный взгляд.

— Ну хорошо, — сдался я, — в гостиницу. — Я почувствовал себя бессильным и опустошенным. Тронул водителя за плечо. — В лучшую, какая здесь только есть. — При слове «лучшую» я покачал головой и предостерегающе выставил руки. Он понял и ухмыльнулся.

— В другой я и не остановлюсь, — сказал Каминский.

Я сунул водителю купюру. Тот подмигнул:

— Я отвезу вас в самый лучший отель!

— Надеюсь, — откликнулся Каминский, плотнее запахнул халат, схватил трость и стал тихо причмокивать.

Кажется, его совершенно не беспокоило, что пропала машина, весь багаж, да и мой чемодан вместе с новой бритвой в придачу, у меня остался только портфель. Он наверняка даже не осознавал, что произошло. Возможно, с ним не стоило даже говорить об этом.

Маленький городок: низенькие дома, витрины, пешеходная зона с неизбежным фонтаном, еще витрины, большой отель, другой отель, еще больше, возле них мы не остановились. Затормозили у маленького, жалкого пансиона. Я вопросительно посмотрел на шофера и многозначительно потер пальцами. А это точно самый дешевый? Он подумал и поехал дальше.

Мы остановились у еще более безобразной гостиницы с обшарпанным фасадом и запотевшими оконными стеклами. Я кивнул:

— Замечательно! Видите ливрейного лакея?

— Двоих! — подыграл мне шофер, которому все это явно доставляло удовольствие. — Министры всегда здесь останавливаются.

Я заплатил, дал ему еще чаевых, он их заслужил, и провел Каминского в маленький грязноватый гостиничный холл. Гостиница сомнительной репутации для коммивояжеров, гнетущая, тягостная атмосфера. «Что за ковер!» — восхитился я и потребовал два номера. Странно, человек с сальными волосами протянул мне блокнот, в котором полагалось расписываться вновь прибывшим. На первой странице я написал свое имя, на второй нацарапал какие-то каракули. «Спасибо, носильщик не нужен!» — громко сказал я и провел Каминского к лифту; поскрипывая, кабина рывками стала подниматься и привезла нас в скудно освещенный коридор. Номер у него был крошечный, шкаф открыт, там явно давно не проветривали.

— Вон там висит подлинный Шагал!

— Марк написал больше оригиналов, чем с них успели снять копий. Поставьте лекарства у кровати. Какой странный запах, вы уверены, что это хороший отель?

На тумбочке они почти не помещались; к счастью, вчера я переложил их в портфель: бета-блокаторы, кардиоаспирин, лекарства от тромбозов, снотворное.

— Где мой чемодан? — спросил он.

— Ваш чемодан в машине.

Он нахмурился.

— Древочеловек, — пробормотал он. — Любопытно! Вы изучали творчество Босха?

— Немного.

— А теперь уходите! — Он весело захлопал в ладоши. — Уходите!

— Если вам что-нибудь понадобится…

— Ничего мне не понадобится, уходите скорей.

Я со вздохом вышел. В своем номере — у меня он был еще меньше, чем у него, — я разделся, голый рухнул на постель, спрятал голову под подушку и задремал. Когда позвонил Вегенфельд, я без сновидений проспал три часа.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы найти номер Каминского. На двери висела табличка «Прошу не беспокоить», но она была не заперта. Я тихо вошел.

— …им овладело какое-то наваждение, — как раз говорил Каминский, — он стал писать бесконечные автопортреты, одержимый то ли ненавистью к себе, то ли нарциссизмом {19}. По-моему, он был единственным безумцем, который имел право на манию величия.

Девица сидела на постели — очень прямо, нога на ногу, спиной к стене. Ярко накрашенная, рыжеволосая, в прозрачной блузке, мини-юбке, в ажурных чулках. На полу аккуратно стояли ее сапоги. Каминский, одетый, в халате, лежал на спине, скрестив руки на груди, положив голову ей на колени.