До свидания, Рим - Ники Пеллегрино Страница 41

Несмотря на усталость, он не отказал.

– Конечно, конечно! Идите сюда, Серафина, встаньте рядом со мной. Да, вот так хорошо. Раз, два, три, улыбаемся… Готово! Ну что, еще одну, как думаете?

Он обнял меня за плечи и притянул к себе – так близко, что я чувствовала тепло его тела и вдыхала запах одеколона. Щелкнул затвор фотоаппарата, и фотограф крутанул бобину. Я стояла, прижавшись к плечу Марио, как будто имела на это полное право.

– Готово? – спросил он фотографа, опуская руку. – Наверняка вышел хороший кадр. Напомните потом, Серафина, чтобы мы напечатали вам фотографию.

– Спасибо, синьор Ланца. Я буду хранить ее, как настоящее сокровище.

* * *

Из гастролей по Англии мне больше всего запомнилась страшная усталость в конце каждого дня. Мы переезжали с места на место, нигде надолго не задерживаясь. Постоянно приходилось собирать и разбирать вещи, заказывать еду и следить за тем, чтобы Бетти хоть немного поела, а еще выслушивать бесконечные жалобы на всех, кто окружал Марио. Люди появлялись в его жизни так же быстро, как исчезали, и имена недавних фаворитов через несколько дней были уже под запретом. Одним из новых приятелей Марио стал актер Алекс Ревидес. Я так и не поняла, в чем состояли обязанности Ревидеса, но под его влиянием Марио снова вернулся к старым привычкам – начал поздно ложиться и много пить, приводя Косту в отчаяние.

К счастью, проблемы со здоровьем никак не сказывались на голосе синьора Ланца. Наоборот, с каждым концертом он звучал все ярче. Хотя я замечала кое-какие мелочи, о которых упоминала и Бетти: часто, стоя на сцене, Марио переминался на месте или сгибал ноги в коленях, словно его что-то беспокоило. Критики ругали Марио, называли его поведение слишком развязным. Они не могли простить ему того, что он выступает в повседневном костюме, а не в вечернем, ослабляет галстук, когда ему жарко, и пьет воду на сцене. Один журналист объявил это «типично американской распущенностью», другой окрестил синьора Ланца «невоспитанным мальчишкой». Мы негодовали, но сделать ничего не могли. Марио не хотел создавать шумиху вокруг своих проблем со здоровьем, не хотел, чтобы зрители знали, чего ему стоит выступать перед ними на сцене.

Зато когда Марио начинал петь, он покорял всех. Слушая его свободно льющийся, летящий, пластичный голос, я вспоминала предостережения врачей: если он не будет себя беречь, то может скоро умереть. Я пыталась представить себе мир без Марио Ланца – холодный и опустевший.

Такой сумасшедший темп жизни оказался Бетти не по силам. Она нуждалась в отдыхе, и еще до конца месяца мы вернулись в Рим. Марио волновался за нее и звонил каждый день, где бы ни находился. Связь часто бывала плохая, и когда Бетти пыталась до него докричаться, ее голос звонко разносился по всей вилле Бадольо.

Бетти любила пересказывать мне их разговоры, и так я узнала о том, как Марио покорил Францию и Бельгию и хочет снова поехать в Германию. Его обожали повсюду. Все шло как по маслу… А в Гамбурге Марио внезапно сорвался.

Я так и не узнала, что именно произошло, но во всей этой истории был как-то замешан Алекс Ревидес. Вроде бы они вместе напились, и Марио всю ночь горланил песни, не давая никому в отеле спать. Наутро его обследовали, сделали какие-то уколы и опрыскали горло, однако он все равно был не в состоянии петь, и в последнюю минуту концерт отменили. Повторился тот же кошмар, что и после выступления Каллас: зрители рвались на сцену, и из театра Марио и Коста смогли выбраться только благодаря полиции. До самого отеля их с воем и улюлюканьем сопровождала разъяренная толпа.

– Это катастрофа. Теперь он долго не сможет петь, – произнес Пепе.

Я не хотела ему верить и не желала слушать Бетти, когда она со слезами на глазах шепнула мне тем же вечером, что больше всего немецкого доктора обеспокоило вовсе не горло синьора Ланца.

– Он говорит, что Марио в ужасной форме, – сказала Бетти, обхватив голову руками, – что его здоровье сильно подорвано, а жизнь в опасности. Я боюсь, Серафина! Чем же нам ему помочь? Мне так хочется, чтобы все снова стало, как прежде!

Растроганная и огорченная, я погладила ее по волосам – мне и самой хотелось того же.

Когда остальные концерты тоже отменили, Марио вернулся домой. Стоял теплый весенний день, и дул чуть заметный ласковый ветерок. Я стояла у взлетно-посадочной полосы вместе с Бетти и детьми. Когда Марио сошел с самолета, Бетти невольно прижала руку к губам и замолчала. Мы обе тут же заметили, какой обрюзгший и изможденный у него вид. Он постарел и во время ходьбы подволакивал правую ногу, улыбка его казалась вымученной, взгляд потухшим.

Обнимая и целуя жену и детей, Марио шутил по поводу своей болезни и старался нас успокоить.

– Не волнуйся ты так, Бетти, все со мной хорошо! – уверял он. – Ты же знаешь, я здоров как бык. Вот отдохну немного и опять стану как новенький.