Русский жиголо - Владимир Спектр Страница 41

Я впадаю в легкий ступор и уныло и в то же время ошалело таращусь на этого лысого придурка.

«Неужели опять сокурсник, одноклассник или что-нибудь в этом роде? – думаю я, тут же отметая эту возможность. – Не может быть. Он очевидно старше. И почему в Лондоне? Так кто же это такой? И как этот придурок догадался, что я его соотечественник? На лбу у меня это точно не написано, слава богу, хоть одним-единственным моим достижением на сегодняшний день является внешность и чувство стиля. Я всегда выгляжу как парень с картинки, я всегда больше похож на северного итальянца, чем на измученного бытом Селивана…»

Словно прочитав мои мысли, лысый представляется:

– Тимофей, – и протягивает мне руку.

Я с опаской поглядываю на нее, руки не подаю и вместо ответного представления спрашиваю:

– Мы знакомы?

Тимофей улыбается, вернее, вымучивает кривую ухмылку, обнажающую мелкие желтые зубы:

– Нет, – и убирает свою кривоватую лапу.

– Тогда простите, но у меня сейчас не так много времени, – говорю я и собираюсь подняться.

Места мало, я хочу выйти из-за стола, но надо, чтобы этот лысый тоже поднялся и пропустил меня.

– Мы не знакомы, – говорит он негромко, даже и не пытаясь привстать, – но это лишь пока. Я вот, например, тебя уже охуенно хорошо знаю. Так что, как бы ты ни торопился, Филипп, все же придется немного задержаться.

– Откуда вам известно мое имя? – наверное, я выгляжу немного испугано, но что тут поделаешь, не каждый же день в чужой стране вас достают мерзкого вида лысеющие земляки-незнакомцы.

– По роду деятельности я многое знаю, – лысый снова усмехается и продолжает, – ты только не волнуйся так, а? Все в порядке. Здесь такое неудобное место. Не покурить, не выпить. Давай переползем в паб и ебанем пивка, а?

«Ага! Делать мне больше нечего, как с такими вот маньяками по пабам шататься!»

– Извините, у меня действительно практически нет времени. Говорите, что вам нужно, и разойдемся. Я слушаю.

– Ого! – Тимофей разводит руками, словно удивляясь. – А я и не ожидал, что ты такой борзый. Можешь за себя постоять, да, парень? Да?!

Последнее слово он практически выкрикивает, злобно и пронзительно, сидящие за соседним столиком туристы оборачиваются в нашу сторону.

Тимофей машет им рукой и криво улыбается:

– Hi!

Он снова поворачивается ко мне:

– Все это херня. Делать тебе сейчас абсолютно нечего: и мамочка твоя никак трубку не берет, и идти тебе особенно некуда. Так что ты уж не откажи в любезности, пообщайся со мной. Заметь, пока что я просто прошу, и это общение в итоге может иметь положительные результаты для нас обоих, а не только для меня одного.

– Да кто вы такой-то? – спрашиваю я, возможно, чересчур истерично.

– Скажем так, я представляю интересы государства. Нашего великого, могучего государства. Рассеи-матушки. Сечешь фишку?

На этой фразе меня просто озноб пробирает.

– Сечешь, а, парень? – лысый кривится и продолжает: – Если бы мы находились в Москве, то я, безусловно, предъявил бы тебе ксиву, может, просто вызвал бы тебя, мудилу, повесткой и пообщался бы в кабинете, но здесь, увы, а может быть, к счастью, к твоему, бля, счастью, Филиппок, здесь это невозможно. Да и, наверное, лучше вот так, без официоза, просто поболтать о том о сем, да?

«Ага, – думаю я лихорадочно, – лысый урод и вправду похож на мента. Или на гэбиста. Что же за дерьмо такое? В чем дело, неужели это как-то может быть связано с моими маленькими грешками? Вряд ли, вряд ли, делать им больше нечего как только тащиться за мной в Англию, чтобы припомнить, что я когда-то кому-то намутил немного „первого“».

Тем временем Тимофей поднимается со стула:

– На той стороне улицы есть прекрасное местечко. Пойдем выпьем и покалякаем.

Он просто поднимается и уходит, не торопясь, но и не оборачиваясь с целью проверить, следую ли за ним я. Он просто уверен, что я иду за ним. Да, в этом он прав, не знаю, в чем тут дело, куколка, но я веду себя, словно зомби, поднимаюсь и двигаюсь вслед за ним в сторону выхода.

На улице солнце и толпы туристов, а в пабе «Black Rose» безлюдно, сумрачно, грязно и отчего-то сыро, вдоль столов стоят такие грубые деревянные скамейки, словно в дрянной немецкой пивной. Тимофей заказывает Guinness.

– Что за вопрос?! – почти кричу я, но он не реагирует, курит и смотрит в сторону, пока не получает свою пинту.

– Что вы хотели? – снова спрашиваю я, но лысый молчит, целиком погрузившись в процесс потребления пива.

Я ничего не заказываю, я сижу молча напротив и стараюсь выглядеть спокойно, хотя, наверное, у меня не особенно получается.

Наконец, Тимофей прерывается, ставит уже на три четверти пустую кружку на грязный стол, утирает тыльной стороной ладони губы и говорит:

– Диета, да? – и тут же, не дожидаясь ответа, присасывается к кружке снова.

Он опустошает ее за какие-то считанные секунды и требует повторения, а я все это время сижу молча, в каком-то нервном оцепенении разглядывая нового знакомого.

Он не нравится мне все больше и больше, и, видимо, в какой-то момент он ловит на себе мой недовольный взгляд, потому что улыбается, теперь уже нагло и во весь рот, не стесняясь. На меня веет прокислым пивным духом и еще чем-то абсолютно неудобоваримым, я замечаю, что во рту у него не хватает зубов. Я морщусь.

– Я ведь тоже сидел на диете, – говорит Тимофей, – когда у меня язву-то обнаружили. Тяжело. Ни ебнуть, ни закусить. И, знаешь, ни хуя не помогало. Мне тогда один знающий человек, военный хирург, между прочим, мы с ним в Сочах еще познакомились, вместе бабцов там ебали да черноте рыла крушили, ну, не важно, короче, он мне посоветовал, значит, такую тему – пол-литра водки и батон хлеба со сливочным маслом. Такая, нах, диета! И вот, все как рукой сняло!

Он подмигивает мне, снова протирает губы, но не очень тщательно, в уголках остается белесая пена, откидывается на жесткую деревянную спинку скамьи, закидывает ногу на ногу и закуривает:

– Ох, полегчало.

– Похмелье? – уточняю я, чтобы хоть что-то сказать.

– Ну да, – кивает Тимофей, – вчера немного повеселились. С атташе.

– Ага.

– Знаешь, как обычно это бывает. Сначала немного пива и разговоры с нужными людьми, потом эти нужные куда-то соскакивают и идет виски, а потом шлюхи и еще виски, откуда-то появляется порошок, а потом уже вообще никто ничего не помнит, – он трясет головой.