Потерянный дневник дона Хуана - Дуглаc Карлтон Абрамс Страница 41

— Падре? — прошептал я, после того как справился с очередным замком и толкнул дверь.

— Кто здесь?

Падре Мигель стоял на коленях и плакал, сжимая в пальцах четки. Я снял маску. Он поднял на меня потухший взгляд, и, казалось, принял меня за ангела, спустившегося с небес.

— Хуан?

— Я пришел, чтобы помочь вам бежать.

— Но я не могу бежать.

— Я выведу вас тем же путем, каким сам попал сюда, — с этими словами я взял его за руку.

— Нет, сын мой, я заточен в темнице своего греха.

— Разве это грех — любить женщину и быть преданным ей?!

— Мне надлежало быть преданным только церкви, но я нарушил данную клятву.

— Разве ваша жизнь не была столь же благочестивой, как у святого Августина? Многие ли священнослужители, подобно вам, по-отцовски любят тех, кого называют «дети мои»?!

— Мне не дано права судить или прощать кого-то другого. Я могу раскаиваться лишь в собственном грехе.

— Но человек не может убить в себе желание.

— Он должен это сделать! Иначе мы не будем отличаться от животных.

— Но мы и есть животные. Мы же не ангелы!

Я с трудом сдерживал свою ярость, которая копилась годами. Именно это стремление святош отделить душу человека от его тела и отвратило меня от церкви. Я глубоко вздохнул и попытался помочь падре Мигелю подняться с колен.

— Пойдемте же, падре, нам следует торопиться.

Он печально улыбнулся и положил руку мне на плечо:

— Слишком поздно, мой мальчик.

У меня опустились руки. Резкий скрип открываемой двери заставил меня вздрогнуть и обернуться. На пороге в сопровождении двух стражников появился одетый в черное инквизитор — епископ Игнасио де Эстрада. Его губы невольно растянулись в улыбке, когда он понял, насколько ему повезло.

— Я пришел, чтобы лично исповедовать раскаявшегося грешника. И чем же Господь вознаградил мою доброту? Он послал мне еще одного грешника — величайшего из всех.

Я напрягся, пытаясь унять дрожь в ноге. В ушах у меня звучал голос Альмы, которая заклинала быть осторожнее, но и на этот раз мне не удалось сдержать свой язык.

— Вам самому следует молить Господа о прощении за то, что вы сотворили с этим святым отцом.

— Не сомневаюсь, дон Хуан, ваша сексуальная распущенность недалека от этого случая. Итак, вы явились, чтобы наставить заблудшего на путь истины?

— Именно в заблуждении и состоит весь его грех.

— Ах, вот как! Вы пришли сюда в качестве адвоката. Что ж, право на защиту имеет каждый узник… включая и вас. Схватите его!

Стражники скрутили мне руки и продолжали удерживать, несмотря на мое отчаянное сопротивление.

— Ваше преосвященство! Я не нуждаюсь в защите, моя вина очевидна! — Падре Мигель на коленях подполз к инквизитору и поцеловал перстень на его руке.

Он пытался спасти меня, но было очевидно, что его слова не будут услышаны.

— Да, да, я знаю…

С этими словами инквизитор погладил падре Мигеля по голове. Потом он повернулся ко мне и, как всегда, счел необходимым обосновать правоту своего дела:

— Сначала происходит заблуждение ума, а за ним неизбежно следует заблуждение тела. Наш Господь ревнив, и он не прощает измены тому, кто поклялся хранить ему верность… Похоже, вы так и не усвоили моих уроков, дон Хуан.

— Похоже, вам так и не удалось вбить их в меня! — процедил я сквозь зубы.

— Мой долг — заставить раскаяться и тем самым спасти души грешников.

Он приподнял край белой нижней рубахи, надетой под черной рясой, и показал десятки шипов, вшитых в ткань, по всей видимости, руками сестер.

— Каждый из этих шипов — душа грешника, за которую я в ответе. Я вправе удалить его только тогда, когда грешник раскается или… освободится. Днем и ночью они терзают мое тело, и я не обрету покоя до тех пор, пока все заблудшие не познают милость Божию.

Он коснулся пальцем одного из шипов.

— Этот — ваш, дон Хуан. Он терзает меня дольше других — с того самого дня, как вы появились в нашем монастыре и ваше преступление заставило одну из сестер навлечь на себя вечное проклятие.

— Неправда, ваше преосвященство, сестра Тереза навлекла на себя вечное проклятие именно благодаря вам.

— Вот уж поистине, дьявол никогда не отвечает за свои злодеяния! — засмеялся он в ответ.

— В таком случае, ответьте хотя бы за свои! Сестра Тереза боялась, что следующей, за кем вы придете, будет она.

— О чем это вы?

— Должно быть, вам нелегко упомнить все свои жертвы. Вы погубили ни в чем не повинную сестру Иерониму!

Он опустил глаза, припомнив те давние события. Сестра Иеронима погибла прежде, чем была доказана ее невиновность.

— Нам не всегда дано знать волю Господа.

— И при этом вы всегда желаете быть ее исполнителем!

— По отношению к вам, дон Хуан, воля Господа совершенно ясна. Не будь у вас столь влиятельных друзей, я бы оскопил вас немедленно, — проговорил он с отвращением и, обращаясь к страже, щелкнул пальцами с желтыми ногтями. — Уберите его!

Два огромных стражника подхватили меня и буквально выволокли из камеры. В коридоре я увидел, как двое других солдат выносят из пыточной камеры носилки с телом. Не было сомнений, что это именно та жертва, которую недавно пытали на моих глазах. Когда носилки поравнялись со мной, я увидел лицо пожилой женщины, ее длинные седые волосы, открытый рот и пустые глазницы. Ужас пронзил мое тело, и мне стало трудно дышать.

Наконец, меня вышвырнули за дверь, что несказанно удивило стражника, несущего караул снаружи. Я вскочил на лошадь и галопом поскакал прочь из этого замка. Движимый бессильной яростью и неутоленной жаждой мести, я выхватил шпагу и располосовал знамя инквизиции, висевшее при въезде на мост. Затем, не дожидаясь, пока инквизитор передумает, я быстро пересек мост и скрылся за стенами Севильи.

По дороге домой я продолжал оплакивать падре Мигеля и ту женщину, с которой он помог мне встретиться в ту давнюю роковую ночь.