Имбирь и мускат - Прийя Базил Страница 41

Карам посмотрел на дрожащие руки и сухие губы, которые жена беспрерывно облизывала. Сарна страдала, и он не знал, что делать дальше. Последнее время она постоянно болела по неясным причинам. Жили они прекрасно, питались хорошо — откуда взяться хвори? И все же регулярно ее желудок ревел, горел, бурчал, вздувался, ныл или колол… Карам уже потерял счет недомоганиям Сарны. Поразительно, что все они сосредоточились именно в животе. Хуже не придумаешь, ведь в географическом смысле он располагается рядом с другой частью женского организма, очень важной в отношениях между мужем и женой. Из-за Сарниных болезней пострадала интимная жизнь. Даже когда Сарна уступала Караму, их близость была уже не той, что прежде.

Чаще всего она жаловалась на запоры. Они стали для нее такими привычными, что Сарна больше не стыдилась об этом говорить и даже обвиняла в своей болезни Карама: «Это все из-за тебя. Ты заставил нас жить на английской пище, и она плотно забила мои кишки, разрушила организм. Я уже никогда не поправлюсь». Лекарство, прописанное доктором Томасом, помогло ненадолго. В конце концов он предположил, что Сарна неправильно питается. «Мы кушать лучшайшую еду, мистер Томас. Всегда только лучшайшую». Врач вежливо пожал плечами. В каком-то смысле она была права, но и доктор не ошибался: между ее запорами и едой, полной горьких воспоминаний, была прямая связь. Порой, в минуты наибольшего душевного волнения, она пропитывала пищу своей тревогой и вновь ее съедала. Так живот Сарны забивался теми же печалями, что и голова.

Сарна всегда отличалась пышной фигурой. Муж видел в ее крепком телосложении сильную волю. Однако в последнее время воля ее ничуть не ослабла, зато тело чахло на глазах. Иногда Карама посещала циничная мысль: «Неудивительно, что ей нездоровится. Раз уж я не устоял перед этой железной волей, то она и подавно».

Карам надеялся, что ничего серьезного не произошло. Он с удовольствием любовался ее не искаженным яростью лицом. Какая красавица! Какая кожа! Гладкая и блестящая, точно взбитые сливки — так и тянет поцеловать. Порой он ловил себя на том, что любуется женой даже в пылу ссоры. Она что, плакала? Карам присмотрелся внимательнее.

— Так у тебя просто боли? Больше ничего?

Как водится, Сарна приняла его такт за безразличие. «Просто боли»! Да что он смыслит в страдании? Для него это то же самое, что насморк или кашель. Она вскинула голову. Карам не знал, как понимать этот жест.

— Хм-м, тебе лучше отдохнуть. Наверное, грипп. Если завтра не полегчает, позовем доктора.

Завтра ей не полегчало, послезавтра тоже.

Три дня Сарна лежала в постели и ничего не ела, только пила чай, щедро сдобренный сахаром — чтобы заглушить горечь во рту. Все остальное время она страдала. «Что же делать? Это конец. Нет, это просто невозможно. Ну хватит! Никто ей не поверит. У меня двое взрослых детей, дочке скоро замуж, разве я такое заслужила? Безумие! Что же я натворила? Нет, ни за что. Никогда».

Три ночи Сарне снились кошмары. Она была обрывом, с которого люди бросались в туманную пропасть. Свидетелем их смертельных прыжков, недвижным и безразличным. Мир превратился в ухо, а на его мочке сидел младенец и твердил: «Если ты не поможешь, я открою правду, я открою правду, я открою правду…» Порыв ветра подхватил коричневую пыль с Лахоран Гали, пронес ее над океанами и поместил аккуратную кучку у входа в дом на Эльм-роуд. Всякий, кто заходил внутрь, наступал в нее и разносил по комнатам, оставляя темные отпечатки, которые нельзя было смыть.

Три дня Карам и дети ходили вокруг Сарны на цыпочках. Она была дома, и в то же время они не ощущали ее присутствия. Карам соскучился по приветливому запаху стряпни, встречавшему его с работы. По ледяным пяточкам, прижимающимся к его ногам под одеялом. Теперь она лежала не двигаясь, отвернувшись от него — тугой комок нервов. Раджан, который за уроками всегда просил тишины, обнаружил, что не может сосредоточиться без болтовни и звона посуды. Пьяри, готовившая теперь ужин, мечтала, чтобы мать поскорее выздоровела и вернулась на кухню. Как выяснилось, она не унаследовала от Сарны и толики ее кулинарного таланта. Та никогда не просила дочь о помощи. Даже если Пьяри сама предлагала что-нибудь порезать, Сарна говорила: «Вот выйдешь замуж — настряпаешься. А пока радуйся свободе. Ступай лучше сшей что-нибудь. Я знаю, тебе это больше по душе». Пьяри действительно любила рукодельничать, хотя догадывалась, что мама запрещает ей готовить по иным соображениям: она охраняла свою территорию. «Везет тебе», — твердили ее подружки. Пьяри вовсе так не думала, она чувствовала себя обделенной самым важным и законным наследством, переходящим от матери к дочери. Теперь, когда она застряла на кухне, не зная, за что взяться, ей стало еще обиднее. Так вот чего Сарна добивалась? Чтобы ее дочь в один прекрасный день очутилась за плитой, ничегошеньки не умея?

* * *

Сарна не знала, как поступить. Лежать в постели, терзаясь мыслями о нависшей угрозе, она больше не могла. Ей нестерпимо захотелось отвлечься, и она пошла на кухню. Там сразу же ощутила чужую руку: сахарница стояла возле чайника, а не в шкафу, полотенце висело на спинке стула, а не на ручке духовки. Ее любимая сковорода сушилась вместе с тарелками. Сарна взяла ее и понюхала. «Хаи Руба, Пьяри жарила в ней яйца! Хаи, вот дуреха, это же специальная сковородка для мяса!» Она огляделась по сторонам: «Хаи, ну и семейка у меня, оставь их на минуту — весь дом перевернут!»

Открыв холодильник, Сарна увидела странное зрелище: молоко свернулось, йогурт расслоился, на хлебе вырос голубоватый налет. Она с удивлением обнаружила и другие признаки упадка: морковь размягчилась, имбирь высох и сморщился, листья мяты пожелтели, а лук покрылся черными пятнами. Подобно пектину, который используют для консервирования, страсть Сарны к готовке сохраняла все продукты на кухне свежими. Стоило ей исчезнуть на несколько дней, как они тут же испортились. Сарна сгребла все в мусорное ведро. Хаи, чем тут занимались дети и их отец?! В буфете царил полный беспорядок — видимо, они что-то искали, да так и оставили все не на своих местах. Новый пакет дала почему-то раскрылся, бобы рассыпались по полке. Пачка гхи упала набок и покрыла соседние банки и склянки белесым порошком.

Сердце Сарны на миг остановилось, когда она увидела открытую коробку для специй. Внутри хранились пряности всех цветов радуги: красная паприка, желтая куркума, травянистые семена кориандра, зеленый кардамон, темно-коричневый тмин, серые и белые семена горчицы, палочки корицы древесного цвета и черная гвоздика. Все они вывалились из отдельных контейнеров и частично перемешались друг с другом. Крышка от коробки валялась на полу. Что?! Из глаз Сарны брызнули слезы. Не может быть! Специи были основой ее кулинарных подвигов. Многие не продавались в Лондоне, их привозили друзья из Кении или Индии. Кто же это натворил?

Она вновь заглянула в коробку. Слезы катились по ее щекам. Сквозь воду сухая мешанина приправ показалась ей пестрой лавой. Вдруг, словно дождь, пробуждающий запахи земли, внутрь упала одна слезинка. Сарна вдохнула знакомый Мускат и ожила. Пряный аромат поднялся из руин ее жизни, как обещание нового счастья и искупления грехов. Сарна вытерла слезы. Нет, она не сдастся. Найдет выход. Как всегда.