Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - Уилл Селф Страница 41

— Можете и так назвать.

— И вы кочуете между Лондоном и Парижем? — Шиве все это напоминало подколы на пьяных посиделках.

— Между Вавилоном и Кушем [47], между землей и небом. Точно, мы ловим падающую звезду, и она типа распарывает нам руки на лоскуты.

— Типичная форма шизофрении, — невольно пробормотал Шива.

— Чево-чево?

— Ничего-ничего, — елейно отозвался Шива. — Ничего, что затрагивало бы лично вас. Но вызывает опасение состояние вашей подруги и, что еще важней, как она до такого состояния дошла. Послушайте, Диггер, у меня есть все основания полагать, что вы как-то связаны с потерями крови Дарлин, раз вы так много времени проводите вместе. Тут попахивает криминалом, так что, если вам есть что сказать, думаю, следует это сделать, пока не подключилась полиция.

Но Диггер только пронзил Шиву своими реактивными глазками-булавками, после чего процедил:

— Ни-че-го.

В кабинете Дарлин по-прежнему сидела в кресле, больничный халат висел на ней, как на вешалке.

— Ничего не могу обнаружить, — проговорила Шэрон, как только Шива вошел.

— Никаких травм, синяков, порезов, даже следов от уколов?

— Говорю же, нет.

— И вы тщательно осмотрели ее, в том числе вагинально и ректально?

Шэрон покраснела.

— Ну… нет, я не подумала…

— Чего не подумали? — взорвался Шива. — Ладно, не важно, сейчас сделаем. Вас не затруднит снять халатик, мисс Дэвис, и стринги тоже, будьте добры.

Халат упал с ее вешалочных плеч, и она стала похожа на осколок матового мрамора, весь в прожилках, отвратительно обнаженный лучами солнца, струившимися в окно. Она была настолько слаба, что для равновесия ухватилась за спинку кресла, освобождаясь от клочка нейлона. Без него она выглядела еще хуже. Стринги были чем-то вроде вытяжного троса, и теперь весь ужас ее состояния раскрылся над ней, как парашют.

— Хорошо, спасибо. Шэрон, помогите, пожалуйста, мисс Дэвис лечь на кушетку.

Сестра обхватила кусок мрамора осторожно, словно боясь порезаться, и они вдвоем заковыляли по паркету. Когда молодая леди приняла горизонтальное положение, Шива приблизился к ней, натянув резиновые перчатки. Вот она, есть, в незащищенной полости ее паха. Не было нужды в вагинальном или ректальном осмотре, поскольку все уже обнаружено. Полдюйма в длину, синевато-багровая в середине и желтоватая с черным по краям. Ошибки быть не могло — это ранка от катетера.

— В итоге, я вытряс все это из нее.

— Что, кровь?

— Ты что, совсем меня не слушаешь? — Шива перегнулся через стол, буравя своим оживленным взглядом окаменевшее лицо Элмли.

— Нет-нет, я слушал, просто хотел прояснить, что именно ты из нее вытряс. То есть весь рассказ же про кровь, так?

С Элмли определенно было что-то не так. Его обычный щенячий энтузиазм сорвал поводок и удрал — даже такой равнодушный и нелюбящий друг, как Шива, заметил это. А заметив, не смог припомнить, видел ли Элмли в последнее время, минимум, за две-три недели перед собственным кратким отсутствием. Теперь у Элмли был отстраненный и глупый вид человека, сидящего на лекарствах. И, кроме того, была в нем какая-то шероховатость, даже потрепанность, чего прежде Шива не наблюдал.

— Так ты хочешь узнать или нет?

— Да, я сгораю от любопытства! — Элмли изо всех сил попытался изобразить это самое сгорание, разинув рот и направив на Шиву пылающий взор, до того метавшийся по столовой.

— Поскольку я поставил ее перед лицом очевидного — приемы под вымышленными именами в других больницах и шрам от катетера, — она раскололась. Оказалось, это культ кровопускания!

— Ты серьезно?

— Абсолютно! Сатанинский культ кровопускания, а она — чертова ведьма в этой стае или скорее банк крови. Все подробности обстоятельств подтвердились. Она состоит в группе, которая кочует между притонами в Лондоне и Париже. Но они не художники, разве что некое творчество можно усмотреть во всех этих дьявольских играх. В общем, каждые пару месяцев они берут две-три добрые пинты крови у бедной девицы, мешают с землей, спермой и чем-то еще, затем что-то малюют на протяжении всего шоу, пентаграммы, видимо. Странновато. — Шива замолчал, подыскивая верные слова. — Но уж больно охотно она мне все это рассказала — будто заранее подготовилась.

— И что ты тогда сделал?

— То есть?

— Ну, с ней, с этой молодой особой?

— А ты как, блин, полагаешь, что я с ней сделал? Сунул ее в палату быстрее, чем ты успел бы пикнуть, она свихнутая, точно хренов мешок со змеями. И я выяснил это, Дейв. Ото всех остальных знахарей-ухарей она улизнула, но не от меня. Я ее отправил прямиком в отделение — там ей сделают переливание. Накачаем ее, а потом доберемся до дна этого идиотизма с культом.

— Я бы подумал… подумал бы… — на все лады затянул Элмли, туда-сюда водя пластиковой ложкой со слоем взбитых сливок. — Я бы подумал…

— Я слишком кататоник для прочих мыслей, — вставил Шива. — Что это с тобой сегодня? Если бы я не знал тебя прежде, решил бы, что ты обкурился.

— Я никогда не курю на работе, ты же знаешь.

— Да-да, с тобой случился несчастный случай на производстве, не тем концом петлю к двери приладил.

— Строго говоря, — тон Элмли был ровным, но глаза горели от ярости, — это невозможно.

— Строго говоря, что ты хотел сказать перед тем, как мы углубились в этот многословный аппендикс?

— Только то… — Наконец крошеная ложечка бисквита со взбитыми сливками достигла рта Элмли. — Что ее бойфренд — по моему разумению — это шанс выведать побольше.

— Ты прав. — Шива, казалось, слегка смутился. — Я действительно думал об этом, и не только из соображений узнать побольше, но потому, что он и остальные фрики, должно быть, сталкивались с криминалом. Но этот гребаный жиртрес из Нигерии, наш охранник, даже штаны на своей заднице не удержал бы, не будь ремня. Спокойно дал ее бойфренду уйти. Правда, если мы ее не выпустим, он скорее всего снова объявится, в смысле, она — как наживка, а он…

Шива резко замолчал. Во время беседы он безостановочно запихивал себе в рот кусочки курицы и пережевывал их, брызгая гневом. Теперь же сидел, остолбенев и разинув рот, одинокая мясная жила свисала с его нижней губы. Элмли — хоть и не был гуттаперчевым — повернулся на сто восемьдесят градусов, сидя на своем стуле, чтобы увидеть, на что уставился его друг. Бледный с лица, волосы в разные стороны, небрит, что-то в районе тридцатника — обладатель этих достоинств грозно смотрел на них.

— Это он, — выдохнул Шива, — ее бойфренд, пропади он пропадом.