Шотландия: Путешествие по Британии - Генри Воллам Мортон Страница 41

Лично я убежден, что чертополох как государственный символ возник гораздо раньше, чем полагают наши ученые педанты, — еще до того, как он появился на шотландском флаге. На сей счет существует легенда, относящаяся к тем далеким временам, когда викинги совершали свои набеги на западное побережье Шотландии. Якобы как-то раз коварные даны глухой ночью пытались окружить лагерь шотландцев. И им бы это наверняка удалось, если бы один из викингов не наступил в темноте на куст чертополоха. От неожиданной боли он так громко вскрикнул, что перебудил всех шотландцев. Те успели похватать оружие и оказали врагу достойный опор. Таким образом, колючий цветок оказал Шотландии ту же услугу, что и знаменитые гуси Капитолию.

Рассказанная мною история неоднократно всплывала в шотландском фольклоре. По одной из версий, это случилось во время битвы при Ларгсе; по другой, произошло в эпоху войн Роберта Брюса.

Во время своего недавнего пребывания в Испании я получил довольно любопытное свидетельство живучести подобных легенд. В монастыре при Барселонском кафедральном соборе я заметил шесть или семь исключительно упитанных гусей. Естественно, меня заинтересовало присутствие гусей в столь неожиданном месте, но я так и не сумел добиться объяснений от обитателей монастыря. Потребовалась целая неделя, чтобы раскопать старинную легенду о том, как в незапамятные времена шум, вовремя поднятый этими птицами, спас Барселону от вражеского нападения. В знак благодарности отцы города издали декрет, согласно которому гуси получали бессрочное право обитать на монастырских землях. И я подумал: если подобное возможно в наше время — чтобы шесть или семь жирных гусей жили и кормились за счет своих далеких предков, умерших много веков назад, тогда почему бы не поверить в легенду о чертополохе? Вот и выходит, что босая нога давно сгинувшего безвестного дана отпечатала этот цветок на государственном стяге Шотландии.

Но если мы хотим удовлетворить взыскательных пуристов по части геральдических прав чертополоха, нам следует оставить туманную область легенд и перейти к относительно недавним временам с их историческими свидетельствами и документами. Первое официальное упоминание о чертополохе относится к эпохе правления Якова III. В инвентарной описи от 1488 года мы находим такой пункт: «Покрывало из лиловой шотландки различных тонов с каймой в виде цветов чертополоха и единорогов».

В последующие годы чертополох, очевидно, становится уже вполне признанным национальным символом. Об этом свидетельствует тот факт, что свою поэму, посвященную бракосочетанию шотландского короля с Маргаритой Тюдор, Уильям Данбар назвал «Чертополох и Роза».

4

Еще совсем недавно, менее чем сто лет назад, на Арране говорили по-гэльски, в ходу была система ранрига [4], не существовало ни стен, ни изгородей, пони вышагивали с корзинками на спине, а салазки служили основным средством перевозки грузов. Люди ходили в кожаных мокасинах — вроде тех, что сейчас носят на островах у западного побережья Гэллоуэя, а в безветренные дни можно было видеть, как с холмов то там, то здесь поднимается в небо тонкий дымок, обозначая место незаконного самогоноварения.

На первый взгляд может показаться, что сегодня Арран совершенно переменился. Старые «черные дома» уступили место уродливым белым строениям. Появились качественные дороги, по которым разъезжает небольшое количество автомобилей. Повсюду открыты почтовые отделения; и ежедневно на протяжении всего судоходного сезона корабли Дэвида Макбрайна — продолжателя дела генерала Уэйда — снуют между Внешними Гебридами и заливом Ламлэш или же выполняют более обыденные рейсы, доставляя на берега Аррана ежегодную квоту любознательных иностранцев.

Однако по сути Арран остается неизменным. Хотя современная транспортная система связала его с материком, в духовном смысле он остается частью Внешних островов. Долгими зимними вечерами, когда над проливом Килбраннан завывают атлантические ветры, арранцы собираются у своих камельков, и я уверен, что там, как встарь, звучит гэльская речь.

Этот остров чудом уцелел. Вполне могло бы статься, что он исчез с современной карты Шотландии. Достаточно было клану Гамильтонов хоть на время ослабить хватку или же дать больше воли земельным спекулянтам, чье понятие о красоте определяется размерами дневной выручки, — и нам пришлось бы навсегда распроститься с Арраном. Он превратился бы для нас в место, которое лучше обходить стороной. В Шотландии столь часто ругают землевладельцев, что думается, будет справедливо сказать несколько теплых слов в их адрес. От имени всех, кто любит и ценит природу Шотландии, я хочу принести благодарность владельцам Аррана за их твердую и принципиальную позицию в вопросах застройки острова. Именно их стараниями удалось спасти прекрасные арранские берега от незавидной участи парка развлечений.

Гордостью и красой острова является долина Сэннокс. Представьте себе три мили самого дикого хайлендского пейзажа. По обеим сторонам долины вздымаются крутые холмы, голые и суровые. В первый момент на ум приходит сравнение с Гленко, но стоит присмотреться, и вас осеняет: да это же копия долины Слайгахан на острове Скай! То же величественное уединение и жутковатое ощущение, что вы очутились на краю мира. Мне трудно передать это впечатление словами. Когда вы находитесь в Гленко, то осознаете, что тамошняя дикость и бесприютность — при всем ее давящем и пугающем воздействии — не бесконечна. Подобно путнику, идущему по темному туннелю, вы знаете, что скоро все окончится, и вы выйдете на свет. Так и в Гленко: вас согревает знание, что суровая долина скоро выведет вас в гостеприимную местность Баллахулиш, где вы отдохнете душой. В Слайгахане все обстоит совсем иначе. В этой долине присутствует нечто гипнотическое. Перед вашим внутренним взором постоянно маячит призрак ужасных гор Кулинз, и вас не покидает чувство, будто ваше путешествие если и завершится, то неведомо где. Скорее всего, это будет озаренная призрачным светом голубая земля, где обитают фантастические звери и птицы. Крохотная арранская долина Сэннокс производит столь же тягостное впечатление. Так и кажется, будто некие сверхъестественные силы похитили ее из Валгаллы и перенесли на остров Арран.

На исходе дня мы вышли из Корри — я и мой знакомый, который ловил макрель на удочку. Стоял тихий вечер, ни малейшего дуновения ветерка. Мы пересекли прибрежную галечную полосу, по которой были разбросаны огромные валуны. Должно быть, эти камни попали сюда из Скандинавии еще во времена ледникового периода. Мы погрузились в лодочку моего приятеля и вышли в зеркально спокойное море. Всякий раз, когда весла поднимались в воздух, с них падали блестящие капли расплавленного серебра. Солнце уже опустилось за горизонт, на небе пламенела вечерняя заря.

Пока мой товарищ забрасывал леску в неподвижные воды, я правил ближе к берегу. Слева от нас вырисовывались очертания Аррана. С каждой минутой — по мере того, как меркнул дневной свет — остров казался все темнее и массивнее. Цвета теряли свою мягкость и постепенно перерастали в беспощадный черный. Остроконечные вершины холмов четко выделялись на фоне неба. Откуда-то издалека доносился лай собаки, слышно было, как на берегу поют дети. Внезапно в воде возникло какое-то конвульсивное движение, и рыбак, быстро перебирая руками, стал тянуть лесу. На конце ее металось нечто серебряное, и его безумные движения разрушили безмятежное спокойствие морской глади. Вот оно взлетело наверх в пылу схватки и с плеском шлепнулось обратно. А уже через секунду рыбак снял макрель с крючка и бросил на дно лодки. Я посмотрел на нее — чудесное серебристое создание, чья чешуя отливала голубым и золотом. Тем временем окончательно стемнело. Над морем взошла огромная желтая луна (своими неправдоподобными размерами она напоминала луну из местных легенд), и в ее призрачном свете рыбак вытаскивал одну рыбину за другой. Каждая из них блестела серебром, подобно детищу лунного света. Мы не говорили ни слова, тишину нарушал лишь скрип весел в уключинах да тихий плеск воды о борт лодки.