Седьмая жена - Игорь Ефимов Страница 41

Здесь наверху было жутко, как у окошка взлетающего самолета. Земля внизу пугала острыми крышами своих спящих, непрощенных, невознесенных обывателей. Нужно было очень крепко держаться – но за что? За это маленькое, мягкое, уязвимое тельце, оказавшееся у него в руках? Да оно само нуждалось в защите и опоре, в нем только и было твердого – две тонкие лопатки под скользящей тканью да два бугорка, вдавившихся ему в грудь.

Они стояли не двигаясь. Они стояли так долго, что даже допотопная фотогармошка прошлого века могла бы запечатлеть их объятие без всякой магниевой вспышки, довольствуясь только светом из приоткрытой двери.

Потом и этот свет померк.

Антон оглянулся и увидел в дверном проеме дагерротипный силуэт жены-2. Охваченный мгновенной паникой, он разжал руки и полетел бы обратно вниз, в гущу острых земных крыш, если бы не Сьюзен. Она упрямо держала его за шею и смотрела в заспанное, растерянное лицо подруги.

Жена-2 начала гладить стену ладонью. Нащупала выключатель. Свет залил комнату, как безжалостный фиксаж, превращающий мимолетное переплетение лучей, движений, чувств, теней в застылость фотодокумента. Жена-2 сделала несколько шагов вперед. Сьюзен зажмурилась, но рук не расцепила. Антон стоял – летел – падал – плыл – растворялся. Жена-2 подошла к ним вплотную, взяла Сьюзен за талию и прижала свою щеку к ее плечу. Потом взяла пальцы Антона и переплела их со своими. Неподвижная сценка теряла последние молекулы светочувствительного слоя, закрепляла черно-белую нелепицу. Вечный бунтовщик, не зная, как себя вести в ситуации, грозившей превратить его из третьего в четвертого-лишнего, впал в растерянность, стушевался, дал забыть о себе. Остановившееся мгновение было неправдоподобным, как вылезающий из люка оперный Мефистофель.

Антон решил не звонить, ехать прямо без предупреждения. Сьюзен никому, даже матери, не давала свой домашний адрес – только адрес фотоателье. Оно располагалось в северной части города. За окном такси проплывали памятники – Нельсон, королева Виктория, Эдуард Седьмой… Но французские вывески повсюду теснили английские, и лестницы тянулись к дверям вторых этажей на марсельский манер, и главная церковь рвалась повторить собор Парижской Богоматери всеми своими башнями, контрфорсами, аркбутанами. Осколки французской империи повсюду блистали сквозь осколки британской и часто выглядели сохраннее и прочнее. Таксист на вопросы Антона только бурчал что-то по-французски.

Кафе, радиомагазин, маленькая печатня, винная лавка, гигантский супермаркет, автомастерская – все это тянулось вокруг бывшей рыночной площади, заполненной сейчас рядами автомобилей. В витрине фотоателье было несколько репродукций с розового Ренуара и в углу – небольшой плакатик: «Интимные портреты. Portraits intimes». Молоденькая узколицая ассистентка улыбнулась Антону из-за стола, обронила вопросительное «oui».

– Я бы хотел…

Невидимый Ла-Манш пролег через улыбку ассистентки. Она перешла на английский.

– Вам было назначено на это время?

– Я проездом, приехал только сегодня, но друзья в Кливленде мне очень рекомендовали…

– Вы бы хотели отдельный портрет? или полный набор? открытку? А может быть, календарь? Правда, мужчины редко заказывают календарь… Это как-то не принято. Но потом бывают довольны.

– А можно взглянуть на образцы? И на цены тоже.

Она указала ему на столик у окна. Он взял календарь, лежавший наверху. Витиеватое полукружье надписи сверкнуло позолотой: «A mon cher Marcel de Jeannette». На первом листе костлявая Жаннет была изображена в лисьей шубке, наброшенной на голое тело, так что обнаженное плечо открывалось январской стуже. В феврале она собралась кататься на лыжах, уже была одета по пояс – то есть в свитер, шапочку и варежки – и теперь, встав на цыпочки спиной к объективу, искала в стенном шкафу все остальное. Мартовская погода осталась за кадром, потому что Жаннет забралась в ванну и открывалась взору Марселя лишь несколькими интимными фрагментами, сверкающими из мыльнопенных холмов. В апреле потеплело, так что можно было наконец выйти на балкон в прозрачном развевающемся пеньюаре. На майской странице чья-то рука протянулась через плечо Антона и захлопнула календарь.

– Здравствуй, Сьюзен, – сказал он, не поворачивая головы.

– Что тебе нужно? Я ведь запретила тебе показываться мне на глаза. Это было мое единственное условие.

– Я здесь проездом, всего на один день…

– У меня нет для тебя времени. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Ни тем более сейчас.

– Хоть полчаса?

– Нет!!

– О мисс Дарси, ради Бога простите… Я думала, джентльмен просто хотел заказать…

– Ничего, Николь, ничего. Ты не могла знать. Джентльмен сейчас уйдет.

– Я никуда не уйду. Буду сидеть и ждать. И если ты не найдешь для меня получаса, я буду ждать до вечера. А потом прослежу, когда ты поедешь домой. И узнаю наконец, где ты живешь, где прячешь моих детей. И увижу их, и расскажу им, как их мать…

– Это шантаж. Я позвоню в полицию. Николь подтвердит, что ты шантажировал меня.

– Звони. А я позвоню в газеты. И тогда мои дети узнают хотя бы из газет правду о своих родителях…

Она смотрела на него с брезгливой жалостью. Так смотрят на енота, размазанного колесами по шоссе. В ее челке просачивалась седина. Потом злой прищур исчез, ему даже показалось, что она вот-вот улыбнется. Он понял, что оправдал самые худшие ее ожидания и тем доставил мимолетную радость.

– Хорошо. Но только полчаса. Николь, попроси мадам Контрасье одеться и подождать. Скажи ей, что я не нашла в гардеробе подходящей шали и мне пришлось поехать за ней домой…

Они перешли рыночную площадь, вошли в кафе. Жена-3 кивала знакомым, помахала рукой хозяину. Официантка очистила для них столик у окна. Вдали, на склоне горы, виднелся купол. Не тот ли это знаменитый собор Святого Иосифа, к которому ведет лестница в сто ступеней? И кающиеся грешники поднимаются по ней на коленях? Или это не грешники, а больные, жаждущие исцеления?

– Мать писала, что ты выглядишь как откопанный мертвец. И что же мы видим? Старушка опять приврала без всякой корысти.

– Морская жизнь. Конечно, мне не приходится лазить на мачты, крутить лебедки. Но солнце, ветер… Поглядела бы ты на меня месяц назад.

– Куда же вы плывете? То есть я знаю куда – читала. Но с какой целью?

– Отчасти реклама, отчасти разведка рынка. Долго объяснять. Расскажи лучше про себя. Тебе, я вижу, тоже несладко. Приходится зарабатывать на жизнь чем попало.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты всегда была против порнографии.

– А ты никогда не понимал смысла этого слова.

– Где уж мне.

– Порнография – это безликость. Это когда одно голое тело подставляется под взгляд любого другого голого тела. А наши календари всегда делаются в одном экземпляре. От одного любящего – другому. Как правило, от жены в подарок мужу. Так есть разница?