Осень в Пекине - Борис Виан Страница 41

Анжель надеялся разыскать Рошель и вернуться к Дюдю вместе с ней. Он спешил, торопливо взбирался на дюны и в несколько прыжков преодолевал спуски. Ноги его глубоко проваливались в песок, производя мягкий, приглушенный звук. Иногда он наступал на тугой пучок травы, и тогда жесткие стебли хрустели, распространяя запах свежей смолы.

Остановка 975-го находилась от гостиницы на удалении двух измерений. Для Анжеля — сущий пустяк. Рошель он увидел на вершине холма, когда она уже возвращалась. Сам он был внизу, хотел побежать навстречу, но не смог. Соединились они на середине склона.

— Здравствуйте! — сказала Рошель.

— А я — за вами.

— Где Анна? Работает?

— По-моему, да.

Наступила пауза; начало вышло не очень удачным. К счастью, вскоре Рошель подвернула ногу и для верности уцепилась за руку своего спутника.

— Не очень-то удобно ходить по песку, — сказал Анжель.

— Да, особенно на каблуках.

— Вы всегда выходите на каблуках?

— О, я вообще не часто выхожу из отеля. Большую часть времени я провожу с Анной внутри.

— Вы сильно его любите? — спросил Анжель.

— Конечно. Он ужасный чистюля, прекрасно сложен и выглядит таким здоровым. Мне безумно нравится спать с ним.

— А в интеллектуальном смысле... — Анжель постарался пропустить мимо ушей ее слова.

Она засмеялась.

— О, в интеллектуальном смысле мне не так много надо. Когда я заканчиваю работу с Дюдю, мне уже не хочется никаких интеллектуальных бесед!

— Он же совершенный кретин.

— Дело свое, во всяком случае, он знает, — заметила Рошель. — И вообще, что касается работы, тут его учить не надо.

— Но он же отпетый негодяй.

— С женщинами такие люди всегда безупречны. — По-моему, он гнусный.

— Просто вы думаете только о физической стороне.

— Неправда... — запротестовал Анжель. — Хотя с вами — да.

— Опять вы за свое, — сказала Рошель. — Послушайте, я очень люблю с вами говорить. Еще я очень люблю спать с Анной и работать с Дюдю. Но я даже представить себе не могу, чтобы можно было спать с вами. Мне это кажется неприличным.

— Почему? — спросил Анжель.

— Вы этому придаете такое значение...

— Я придаю этому значение, когда речь идет о вас.

— Не говорите так. Мне неприятно. Даже... даже немного противно.

— Но я же люблю вас, — сказал Анжель.

— Хорошо, вы меня любите. И мне это приятно. Я тоже вас очень люблю, как любила бы брата. Я вам уже говорила. Но заниматься с вами любовью я не могу.

— Почему?

Рошель коротко засмеялась.

— После Анны мне уже ничего не надо, только спать.

Анжель не ответил. Тащить ее было тяжеловато: в туфлях она едва шла. Он искоса посмотрел на Рошель. На ней был тонкий вязаный свитер, под которым выпирали бугорки сосков. Грудь ее была уже не столь крепка, как раньше, но все еще пленительна. И все та же вульгарная линия подбородка, которую он так сильно любил.

— Что вы делаете с Амадисом?

— Он диктует мне письма, отчеты. Работы у меня хватает. Всякие там заметки о балласте, о технических исполнителях, об археологе, обо всем на свете.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы... — Анжель запнулся.

— Чтобы я что?

— Нет, ничего... Если Анна отсюда уедет, вы уедете с ним?

— Почему вы хотите, чтобы Анна уехал? Строительство еще не скоро закончится.

— О, я вовсе не хочу, чтобы Анна уехал, — сказал Анжель. — Но если, скажем, он вас разлюбит?

Она опять засмеялась.

— Вы бы так не говорили, если бы видели...

— Но я вовсе не хочу это видеть, — тихо проговорил Анжель.

— О да, конечно! Это было бы преотвратное зрелище. Мы далеко не всегда ведем себя прилично.

— Молчите! — взмолился Анжель.

— Вы меня замучили. Вы всегда такой скучный. Это невыносимо.

— Но ведь я люблю вас!..

— Именно это и невыносимо. Вот что: я дам вам знать, когда стану Анне не нужна. — Она снова засмеялась. — Но вам еще долго бродить в одиночестве!..

Анжель ничего ей не ответил. Они подходили к отелю. В это время раздался пронзительный свист и звук взрыва.

— Что это еще такое? — рассеянно спросила Рошель.

— Кто его знает? — сказал Анжель.

Они остановились и стали прислушиваться. Вокруг царило всеохватное, величественное молчание. Потом донесся звон бьющегося стекла.

— Там что-то случилось, — сказал Анжель. — Пошли скорее.

Это был замечательный предлог, чтобы обнять ее крепче.

— Отпустите меня, — предложила Рошель. — Идите посмотрите, что там. Я вас только задерживаю.

Анжель вздохнул и пошел вперед не оглядываясь. Осторожно передвигаясь на высоких каблуках, Рошель последовала за ним. Из гостиницы слышались звуки голосов.

В застекленной стене ресторана зияла пробоина с четкими контурами. Земля была усеяна осколками. В зале толпились люди. Анжель толкнул дверь и увидел Амадиса Дюдю, студента-медика, Анну и доктора. Перед стойкой лежало распростертое тело Жозефа Баррицоне. Верхней половины черепа у него не было.

Анжель поднял глаза. В противоположной стеклянному фасаду стене, в кирпичной кладке, застрял по самое шасси «Пинг-903». На левом верхнем крыле его висела макушка Пиппо. Она съехала на оконечность крыла и шмякнулась оземь с тихим звуком, смягченным черными курчавыми волосами.

— Что произошло? — спросил Анжель.

— Да вот, самолет, — объяснил студент-медик.

— Я как раз собирался сообщить ему, — сказал Дюдю, — что завтра вечером технические исполнители приступят к расчленению отеля. Необходимо было принять некоторые меры. Нет, это просто ни в какие ворота не лезет!

Он, видимо, обращался к Жуйживьому, который стоял рядом, нервно теребя свою бородку.

— Надо его убрать отсюда, — сказал Анна. — Помогите мне.

Он взял тело под мышки, практикант ухватился за ноги. Пятясь, Анна продвинулся к лестнице и стал медленно подниматься; он старался держать от себя подальше голову Пиппо, из которой хлестала кровь; безучастное, податливое тело, провисая, почти задевало ступеньки. Студент очень мучился от боли в руке.

Дюдю оглядел залу. Он посмотрел на доктора. Посмотрел на Анжеля. Неслышно в дверях появилась Рошель.

— А, ну вот и вы наконец! — сказал Дюдю. — Почта пришла?

— Пришла, — сказала Рошель. — А что случилось?