Клиника одиночества - Мария Воронова Страница 41

Выведя на экран эпикризы больных, оперированных Максимовым, Стас присвистнул.

– Вот, Зоя Ивановна. Даже не открывая файлов, можно увидеть, что из восемнадцати человек у шести эпикризы посмертные, а остальные надо смотреть.

– Будем смотреть. А ты, Ян, иди к себе, отдыхай, пока в приемное не дернули. Ты же через сутки дежуришь, как только не свихнулся еще.

– Похоже, свихнулся, раз Максимова оперировать пригласил.

– Вот именно. Иди отсюда, или что, тебе одному не спится?

– Отчего же? Спиться я могу и один, – улыбнулся Колдунов.

– Не каркай.

Ян Александрович пожелал Стасу спокойного дежурства и ушел, а Зоя принялась составлять отчет о злодействах Бориса Владиславовича.

– Бедный Колдунов, – сказала она с чувством. – Не берет деньги за операции. Не умеет. Вот ему и приходится закрывать две с половиной ставки, чтобы хоть как-то прокормить семью. А он еще невезучий, спокойные дежурства ему почти не выпадают. Сейчас вот борьбу с коррупцией объявили. Хорошо, посадят несколько врачей за взятки в особо крупном размере тысяча рублей, остальные испугаются и перестанут брать. Ура, победили мздоимство, остались одни честные люди. Но при существующих зарплатах эти честные люди на одну ставку просто не проживут. Придется брать вторую работу. Так что пациент, радостно потирающий руки в предвкушении бесплатного лечения, должен быть готов к тому, что его встретит доктор, не спавший нормально двое суток подряд. Позавчера он работал сутки, вчера с утра побежал на дневную работу, возможно, что-то там прооперировал после напряженной ночи, приперся домой в шесть часов вечера, а там тоже дела есть, например, белье замочено третий день. А потом начинается фаза перевозбуждения, и ты ворочаешься всю ночь как идиот. К тому же если ты опытный доктор, тебя могут выдернуть из кровати и в свободную ночь, если сложный случай. А утром опять скачешь на работу как ни в чем не бывало. Так что, когда ты заступаешь на дежурство, у тебя единственное желание – выспаться, и понятно, что ты больному не рад. Хотя бы потому, что оплата тебе идет за часы, а не за принятых пациентов, а провести эти самые часы тебе приятнее во сне, чем в процессе лечения.

Стас кивнул. Он давно работал в таком режиме, но он был молод и свободен. Организм пока спокойно переносил перегрузки, а в общаге почти не было домашних дел, так, постирушка раз в неделю. К тому же постоянная занятость не давала ему остро почувствовать безденежье. Получая много сильных впечатлений от работы, он не искал дорогостоящих развлечений. Стас ел большей частью то, что давали в больнице, иногда обедал у Вари, пока она не уехала, проезд у него был льготный. Даже на одежду уходило очень мало, ведь Министерство обороны снабжало его формой. Но все равно на карточке перед зарплатой оставались жалкие гроши. Из-за этого Стас побаивался жениться – ведь у него сразу появятся новые расходы. Нужно будет вносить квартплату, покупать еду, а если Варя забеременеет, то и содержать ребенка. Стипендия аспиранта и полставки дежурного реаниматолога не покроют этих расходов. Правда, Варин папа обещал ему хорошее место в частной клинике, но если бы можно было выбирать, Стас предпочел бы жить в нищете, чем заниматься эстетической медициной. Что это за общество, где жизнь ценится на порядок ниже, чем красота? – раздраженно подумал он.

Крики о повышении благосостояния медиков, раздающиеся в средствах массовой информации, только раздражали его. Повышение идет с оклада, который составляет две с небольшим тысячи. Обещанные пятнадцать процентов – это всего лишь двести рублей, есть из-за чего поднимать шум!

– Честный врач – это измотанный врач, – продолжала Зоя, – у которого от недосыпа и усталости голова не варит. У меня единственная жалоба знаешь на что была? Я у Миллера в ЦРБ подрабатывала, хотела ремонт в ванной сделать. Нанялась к нему прошлым летом дежурантом, пока все в отпусках. Как раз за три месяца работы на ванную хватало, если ни копейки на сторону не тратить. И понеслась сутки через сутки, плюс я еще здесь пахала. Короче, две ночи подряд оперировала, вдруг под утро приходит бабка. У нее, видишь ли, три дня болит спина, и лучшего времени полечиться, чем полшестого утра, она не нашла! – Зоя сделала страшное лицо и закурила. – Я могла бы ей сказать, что с подобными жалобами нужно идти в поликлинику, но я вдохнула, выдохнула, собрала всю волю в кулак по системе йогов и приступила к осмотру. Говорю: у вас скорее всего камни в почках, нужно сделать УЗИ, хотите, положу вас в больницу? Нет, говорит, дома хочу лечиться, вы мне только дайте рекомендации. Я начинаю: брусничный лист, но-шпа, то-се... А бабка дотошная, спрашивает: но-шпу до еды или после? Я смотрю на нее тупо и отвечаю: вместо. Самое противное, что я ничего плохого не хотела, просто перепутала слово. Хотела сказать: независимо от еды, – но от усталости получилось другое. А бабка разоралась и помчалась прямиком к Миллеру в приемную писать жалобу, какие у него работают хамы и грубияны.

– Так чаще всего и бывает, – посочувствовал Стас.

– Хорошо еще, Дмитрий меня знает, поржал, и все. А мог бы на основное место работы передать.

Пока Зоя рассказывала, Стас выписал все осложнения и похолодел от ужаса. На счету Максимова не было ни одного выздоровевшего больного. Приглашенный профессор, он оперировал в клинике от случая к случаю, интервалы между его визитами составляли иногда больше месяца, за это время неудача забывалась или ей находили разумное объяснение. Поражение хирурга всегда можно объяснить плохим состоянием пациента или объемом опухоли или списать все на ошибки анестезиолога. «Поэтому мы и есть такие въедливые и вредные, требуем собрать перед операцией множество анализов и ругаем хирургов за плохую технику, – вздохнул Стас. – Ведь именно нас потом винят во всех неудачах. Только и слышно – не справился с острой кровопотерей! А зачем ты ее устроил, скажи на милость?» В отсутствие прямой угрозы жизни Стас безжалостно отстранял больных от операции, если у них не хватало хоть одного анализа, зная, что это может обернуться крупными неприятностями именно для него. Как-то за чаем они обсуждали великих хирургов прошлого, и Зоя сказала, что Ларей во время Бородинского сражения сделал триста ампутаций. «Если бы тогда был Грабовский, он бы и тридцать не сделал!» – заметил Колдунов, больных которого Стас несколько раз завернул из-за плохой кардиограммы, несмотря на профессорский авторитет.

Так что для неудачи каждой отдельно взятой операции Максимова всегда находилось оправдание, а статистику никто не вел.

Увидев результаты, Зоя даже повеселела:

– Убойный компромат! Сейчас напишу на красивой бумажке и завтра же положу на стол начальнику! Пусть знает!

Она села печатать докладную записку, злорадно напевая: «Враг бежит, бежит, бежит», – а Стас отправился смотреть больных.

Не найдя в их состоянии ничего тревожного, он остановился поболтать с дежурной сестрой.

Девушка смотрела на него с обожанием – после истории с кардиографом Стас стал народным героем. Его всюду встречали с почестями. Даже опытные сестры реанимации, раньше смотревшие на него как на желторотого мальчишку и с видимой неохотой выполнявшие его распоряжения, теперь обращались с ним едва ли не почтительнее, чем с заведующим реанимацией.