Как все это начиналось - Пенелопа Лайвли Страница 41

— Да-да. Это как у меня темные волосы от моей матери, и мне нужны очки, чтобы читать. Я высокий от отца и хорошо лажу с цифрами, как он. А вы? У вас коричневые глаза от вашей матери, я видел. А что еще?

— Сенная лихорадка, — сказала Роуз. — Она как раз сейчас может начаться. В любую минуту. Стану чихать. Весна, знаете ли, трава, пыльца.

— Да, за это вы, наверное, маме не говорите спасибо, — улыбнулся Антон. — А от отца?

Она задумалась.

— Право, не знаю. Он был умный, даже очень. Мама тоже, но он был умен по-другому. У него был очень… направленный ум. Он был весьма энергичным человеком.

— Значит, вы умная, и, я думаю…

— Нет, — покачала головой Роуз. — Я в этом смысле не такая, как они. Я… практичная. Я умею что-то делать, но у меня совсем другой склад ума.

— А я думаю, вы такая, как ваша мама. Вы иногда говорите и смотрите как она.

— Ерунда. Я совсем на нее не похожа.

— Я знал, вы будете так говорить, — рассмеялся он. — Все думают, что они не похожи на родителей. Что они совсем другие.

— Возможно, вы правы, — улыбнулась она. — И весь этот разговор начался с оленя-самца.

— Он-то ничего не думает. Только, может быть, «я должен сделать ребенок». Или «я должен иметь много жен и драться с другим самцом».

Роуз чихнула.

— Ну вот, я же говорила! Пыльца.

— Хотите, пойдем куда-нибудь в другое место?

— Конечно нет. — Она порылась в кармане. — У меня кое-что есть. Это должно помочь. Думаю, нам надо подняться вон туда, на пригорок.

Он рассказал, что, когда был маленьким, дядя как-то взял его с собой на охоту.

— Мы стрелять. Вот откуда я знаю, как они живут. Он мне рассказал. Он стреляет, его жена готовит, мы едим. И мне… не понравилось.

— Вам не понравилось мясо?

— Нет, мне не понравилось… убивать. Приятно смотреть на оленей, а не убивать их. Но я не мог сказать так, потому что это было бы не как у мужчин. Я должен был показать радость. После этого я никогда больше… не стрелял.

— Я никогда никого не убивала, — задумчиво произнесла Роуз. — Хотя нет — мышей! В мышеловках. Мне это совсем не нравилось.

— Если нам не нравится убивать, в бывшие времена — в старые времена — нам бы было плохо. Мы бы не ели, — сказал Антон.

— Это точно. Магазины «Теско и Сейнсбери» сделали нас совершенно беспомощными. Я даже не умею потрошить цыплят — ну, вынимать внутренности.

— Рыбу я могу. Я ходил на рыбалку, тоже с дядей. Ничего не имею против. И… чистить потом. Разрезать — вытаскивать все.

— Я никогда этого не делала. И не была на рыбалке. Должно быть, не повезло с дядей.

— А я ничего не чувствовал, когда мы убивали рыбу. Это не то что олени. Почему так?

— К рыбам мы не чувствуем… ничего личного. А олени — они умные, красивые.

— Так что в прошлые времена я бы ел только рыбу, — сказал Антон.

— А я бы и вовсе голодала, — засмеялась Роуз. — И мыши совершали бы на меня набеги. На самом деле все, конечно, обстояло бы иначе. У нас с вами были бы дядюшки или родители. Они научили бы нас… кровожадности. Мы бы убивали не задумываясь.

— Я лучше как сейчас: «Теско».

— Продукты для ланча я предпочитаю покупать в «Уэйтроуз». Кстати, вам не кажется, что пора выбрать хорошее место и съесть этот самый ланч?

Они выбрали место, откуда открывался красивый вид, и расположились на траве. Роуз распаковала корзину.

— Вот. Копченый лосось. Надеюсь, вы любите.

— И очень маленькие яйца. Я таких не видел.

— Это перепелиные. Считаются деликатесом.

Антон открыл вино и налил в пластиковые стаканчики. Он глубоко, блаженно вздохнул.

— Это — как сказать? — сегодня я в раю. — Антон поднял свой стакан: — Спасибо, что сделали этот рай. — Он обвел взглядом все вокруг. — Деревья, трава, олени. Теперь на грязной стройке я буду думать об этом.

Потом они снова шли. На этот раз быстрее, внимательно глядя под ноги, то переговариваясь, то молча, и эта тишина была не напряженной, а естественной. Роуз шла и думала: «Если ты идешь рядом с человеком и знаешь, что тебе не обязательно поддерживать разговор, это что-то да значит». Ее волновала быстрая ходьба, яркий весенний мир вокруг них, его общество.

Когда они сели отдохнуть на скамейку под огромным дубом, она рассказала ему, как проводила школьные каникулы:

— Мама с папой любили гулять. Помню, мы как-то отправились в поход вдоль стены Адриана. Это на севере, там такие огромные открытые пространства. Не то что здесь. Вам бы понравилось. Вот бы… — Она осеклась, полезла в карман за платком, чувствуя, что он внимательно смотрит на нее, высморкалась, встретилась с ним глазами и догадалась, что он понял насчет этого «вот бы…».

Они опять замолчали, потом Антон сказал:

— Может быть, я поеду туда, когда снова стану бухгалтером. С деньгами и машиной. — Он улыбнулся.

— Мама говорит, что вы читаете все лучше и лучше.

— Да. Мне кажется. Еще чуть-чуть — и я начну искать работу.

— Отлично. Просто здорово. Вообще-то, я не очень представляю себе вас в офисе. Вы не производите впечатления офисного работника. Но и на стройке не могу себе вас представить. Нет, только не на стройке.

— О, я очень офисный, — рассмеялся он. — Потому что это то, что я умею, всегда могу. У меня это получается, я могу зарабатывать этим деньги.

— Да, вот и я тоже «офисная», но в каком-то более узком смысле. Когда мне приходится заниматься счетами, я понимаю, что у меня это не получается. К счастью, мне приходится разве что разбирать счета и заполнять чеки, которые работодатель потом подписывает.

— Какой же он, ваш офис?

— Зачем вам?

— Чтобы я мог представить вас там.

— Это всего лишь маленькая комнатка с окном в сад. Письменный стол, картотека, кресло с коричневой обивкой, в котором я сижу не часто. Гравюра над камином — Лондон в восемнадцатом веке.

— Что вы видите из окна?

— Траву, которую давно пора подстричь. Это напоминает мне о том, что я должна вызвать садовников. На заднем плане — два дерева, иногда белка прыгает с одного на другое. И голуби.

— Теперь я это вижу, — грустно произнес он. — Хорошо.

Они еще немного посидели молча, потом Роуз поднялась.

— Пойдемте.

Пока они гуляли, утро перетекло в день, и вот теперь наступал вечер. Свет стал мягче, тени удлинились. Они шли по дороге, ведущей обратно к платформе.

— Боюсь, что мы уходим, — сказал Антон, наклонился и поднял что-то с земли. — Как это называется?