Лето - Алла Горбунова Страница 41

Я спросила Егора: «А хочешь, чтобы пошёл дождь из мышей и лягушек?» Егор пришёл в восторг от этой идеи и кричал: «Хочу! Хочу, чтобы пошёл дождь из мышей и лягушек!» Чистая, незамутнённая радость – дождь из мышей и лягушек. Когда человек перестаёт радоваться дождю из мышей и лягушек, а начинает хотеть вещей, денег, здоровья, счастья, благополучия, славы, власти, любви, безопасности, справедливости, любых духовных и материальных благ (да-да, желание денег и желание любви и добра другим здесь может быть поставлено на одну плоскость) – это конец.

Когда Егор высказывал свои парадоксальные желания, буля говорила ему: «Ну, это всё глупости. Я хочу знать, чего ты на самом деле хочешь». Она думала, что то, что он называет, – не на самом деле, а на самом деле – желать какие-то серьёзные вещи, которые желают взрослые. Потому что она понимает желания как желания Эго, а ребёнок желает не для себя и не через себя. Его желания – свободная игра души. Буля не может понять, что то, что называл Егор, – это тоже желания, но это другая структура желаний. Свободная, игровая, поэтически-фантазийная, не через Эго, а через какое-то вечное, неотмирное и незаинтересованное блаженство. Это структура желаний Бога, поэта, ребёнка.

Вот уже и вторая половина сентября. Через несколько дней, 21-го числа, мы съезжаем с дачи. Всё ещё почти как летом, но жёлтые облетающие листья с каждым днём всё больше засыпают участок и дорожки. Вдоль шоссе лежат жёлтые сухие сосновые иглы. Посёлок обезлюдел, по будним дням старые ржавые ворота рынка закрыты, закрылись ларёк с шавермой и пекарня. На пляжах больше нет детей, и это очень расстраивает Егора. Часто идут дожди, и все дороги в огромных лужах. Обещают первые ночные заморозки на днях.

Зябкость и грусть. Хожу в синем длинном не то ватнике, не то пальто – вид бичовский, волосы падают на лицо. Хожу и бормочу себе что-то под нос, всё время разговариваю сама с собой и этого не замечаю. Хожу по пустому посёлку, бормочу, заговариваю ужас. Кое-где попадающиеся люди смотрят на меня – думают, что я пью. Не понимают: может, я бездомная или сумасшедшая? Лицо у меня дёргается, корчу невольно какие-то гримасы, сама этого не замечая, как нервный тик. Хожу в ватнике, с всклокоченными волосами, что-то бормочу себе под нос и корчу эти невольные гримасы. Иду сквозь эту жизнь, сквозь эту осень, как ужасный скорбный призрак. Видела вчера цитату из Джека Керуака в переводе Андрея Щетникова: «Разве не правда, что вы начинаете свою жизнь как милый ребёнок, верящий во всё под крышей своего отца? Затем наступает день лаодикийцев, когда вы узнаёте о себе, что вы несчастны, и горестны, и бедны, и слепы, и наги, и вы с дрожью идёте в облике ужасного скорбного призрака через кошмарную жизнь».

И мысли, и события последнего времени путаются у меня в голове. В первых числах сентября Егор познакомился на Блюдечке с мальчиком Трофимом, и его мама Ася пригласила нас вечером к себе домой. Они живут на 11-й линии, за Блюдечком, в той части посёлка, где мы как раз по вечерам часто гуляем. Мы пришли к ним, дети играли, а на участке у них оказался настоящий роскошный парк с двумя прудами, каменными горками, экзотическими растениями.

Две недели назад мы с мамой и Егором ездили на день рождения к Диме в Лосево. Собралась, как обычно, большая компания, повидала многих знакомых, поговорила с ними, немного выпила. На прекрасном ухоженном участке Тони и Димы так много цветов! Мы с Егором обошли все цветы и понюхали представителей каждого их вида. Ещё Егор пел и играл на гитаре вместе с Джоном Наринсом. Егору хлопали как настоящему артисту и говорили, что нужно отдавать его учиться музыке. Вечером был костёр, песни, звёзды в небе, но нам надо было уезжать, добрые люди на машине подбросили нас до дома (от Лосево до нас недалеко).