Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт Страница 41

— Я что-нибудь найду, спасибо. — Ткань жгла Майклу кулак.

— Вы говорите по-немецки, Майкл?

— Нет, ни слова.

— Тогда мои друзья проводят вас в гостиницу. На мой взгляд, вполне приличная, и цена сходная. — Ландау отошел к молодым людям и обнял их за плечи. Разговор получился краткий, и Ландау говорил очень оживленно.

Потом двое его спутников сделали несколько шагов в сторонку.

— Я все устроил, — объявил Ландау. — Майкл Росс, вы поймете, как сильно ошибаются англичане на наш счет. Немцы — народ гостеприимный. — Он легонько хлопнул Майкла по спине: — Ну, счастливо, дружище! Счастливо, старина!

Ландау сел за руль. Машина свернула в переулок, и вскоре гул мотора стих.

Молодые люди спорили: один злился, другой его успокаивал. Майкл заподозрил, что после отъезда Ландау в гостиницу его не поведут, но через пару минут немцы кивнули ему, развернулись и зашагали прочь. Майкл двинулся следом. Немцы шли плечом к плечу в нескольких ярдах впереди. Было холодно, они подняли воротники и спрятали руки в карманы.

Время от времени немцы оборачивались. Далеко ли гостиница, Майкл не представлял, он устал, не выспался, тащил тяжелый рюкзак и едва поспевал.

Его вели прямыми безликими улицами, мимо по-деревенски крепких домов с крашеной лепниной и ставнями, чугунными решетками на окнах и грубоватой резьбой на дверях. Сквозь деревья мелькал желтый свет фонарей, студеный воздух пах землей и лесом.

Вокруг ни души и ни горящих окон, ни запаха дыма, ни велосипеда у калитки. Неужели весь Мюнхен такой?

Тишину нарушал лишь звук их шагов.

Добрых полчаса немцы шагали впереди, сворачивая с улицы на улицу, пока Майкл не заблудился окончательно, а потом сбавили темп и пошли рядом с Майклом — один справа, другой слева.

Они не говорили ни слова, смотрели прямо перед собой и шагали дальше. Майкл уже понял, что его ведут не в гостиницу, а что ему не сбежать, понимал и он, и молодые немцы. Рюкзак не снять быстро, да и вообще сначала нужно бросить ружье. Нет, ему не спастись.

Майкл гадал, куда его ведут, зачем так далеко, если хотят обокрасть, и потребуют ли отдать деньги, прежде чем отнять ружье — вот что им нужно, больше-то ничего ценного у него нет.

Немцы остановились у домов с остроконечными крышами, утопающих в пышных садах. Ни в одном окне свет не горел. На помощь никто не придет. «Совсем мальчишки», — подумал Майкл, едва они повернулись к нему. Один воинственно расправил плечи, но оба явно не знали, как начать.

Майкл снял ружье, потом рюкзак. Он побежал бы, но его прижали к чугунным воротам; он предложил бы им ружье, но не говорил по-немецки, да они заберут ружье без спросу и так. Чувствовалось, как они распаляют свой гнев, точно до конца не верят, что Майкл заслужил свою участь. Наверняка ненавидят его за то, что он заметил их слабость.

На другой стороне улицы скрипнула дверь, через секунду ее закрыли и заперли на замок. Немцы переглянулись, словно еще могли превратить все в шутку, проводить его в гостиницу и пожелать спокойной ночи.

Выпад — и один из юнцов ударил Майкла так, что тот чуть не расшиб голову о ворота, а другой пнул по ногам. Майкл падал, а в голове проносились добела раскаленные мысли: череп расколот колено сломано, а вчерашние мальчишки упиваются своей жесткостью и не намерены его отпускать.

В первый раз избитого еврея бросили на тротуаре, во второй — за воротами, а прошлой ночью — прямо на крыльце, перемазав кровью дорожку и ступеньки.

Сам бы Рубен Хартог не справился, годы не те, но сосед и его взрослый сын пришли по первому зову и перенесли раненого в кабинет. Хартог велел жене не выпускать из дома внуков и пса, а служанке Эстер — как следует вымыть крыльцо. Казалось бы, зачем избивать человека перед домом доктора, но Рубен понимал: это очередное предупреждение.

Лицо несчастного иссиня-черное, распухшее, из-за рваных ран похоже на разрезанную тыкву. Ему сломали руки. Хартог знал, что скоро проявятся и другие увечья, но, вероятно, особого значения иметь не будут.

Волосы черные, тело стройное — этот еврей совсем молод. Ни денег, ни документов при нем не оказалось, лишь серебряный медальон с буквой «Э».