Дорогая буква Ю - Игорь Шестков Страница 41

…

На полу мальчишка лет четырех колотил огромным подсолнечником по опрокинутому горшку, между тем как другой, годом постарее, душил за горло кота, напевая какую-то песню…

(«Глава из исторического романа»)

…

Исполнители схватили ее за руки… Не многие глаза выдержали бы то ужасное зрелище, когда один из них с варварским зверством свернул ей два пальца, как перчатку. Звук хрустевших костей был тих…

Говори, я тебя!.. — произнес воевода, которому муки слабого доставляли какое-то сладострастное наслаждение…

…это был человек… но без кожи. Кожа была с него содрана… Одни жилы синели и простирались по нем ветвями. Кровь капала с него!.. На кровавом лице страшно мелькали глаза.

(«Кровавый бандурист»)

Тут особенно впечатляет это — свернул… как перчатку. И любимое слово Гоголя — тих.

Несколько лет позже Гоголю уже не было надобности сдирать с героя кожу — достаточно стало содрать шинель.

…

Она схватила дитя, прокусила ему горло и начала пить из него кровь. А Шепчиха… сидит и дрожит… а потом видит, что панночка к ней идет… кинулась на нее и начала глупую бабу кусать. Уже Шептун поутру вытащил оттуда свою жинку, всю искусанную и посиневшую. А на другой день и умерла глупая баба. («Вий»)

Жутко, и одновременно — гомерически смешно.

…

А ну, паны-браты, перевешаем всю жидобу!.. В Днепр их, Панове, всех потопить поганцев! Эти слова были сигналом, жидов расхватали, по руками начали швырять в волны, жалкий крик раздавался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе.

…Арендаторы-жиды были вешаны кучами, вместе с католическим духовенством.

…Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу…

Напрасно несчастные матери и молодые жены и девицы… думали спастись у алтарей: Тарас зажигал их вместе с костелом. И когда белые руки… подымались из ужасного потопа огня и дыма к небу… свирепые казаки подымали копьями с улиц плачущих младенцев и бросали их к ним в пламя…

(«Тарас Бульба», из различных редакций)

…

Самое жуткое тут — явно потешающие Гоголя «жидовские ноги в башмаках» (торчащие из воды) и всегда возбуждающие его белые руки над огнем и дымом.

Понятно, почему именно «Тараса Бульбу» проходили советские дети в школе. И сейчас проходят. Тут унижен, опозорен и оболган еврей. Приведены основания для будущих погромов: …уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет пожил там Янкель, то он вероятно, выветрил бы и все воеводство.

…

Не десять, а двести лет вместе — горестно добавляет Солженицын.

Двести лет! Все понятно. Все понятно…

…

Молодой Гоголь описывает дождливый Петербург: «Как удирает этот любезный молодой… Крепче его, крепче дождик: пусть он бежит как мокрая крыса домой… А вот и суровая дама бежит… поднявши платье… и не ворчит, видя, как чиновная крыса в вицмундире с крестиком, запустив свои зеленые, как воротничок его, глаза наслаждается видом… выпуклостей ноги… Они большие бестии, эти чиновники… В дождь… всегда эта амфибия на улице. Его воротник, как хамелеон, меняет свой цвет… Навстречу русская борода, купец… своею половиною. Как тяжело пыхтит эта масса мяса, обернутая в капот и чепчик. Ее скорее можно причислить к моллюскам, нежели к позвоночным животным. Сильнее дождик, ради Бога, сильнее кропи его сюртук немецкого покрою и жирное мясо этой обитательницы пуховиков и подушек. Боже, какую адскую струю они оставили после себя в воздухе из капусты и луку. Кропи их, дождь, за все, за наглое бесстыдство плутовской породы, за жадность к деньгам, за бороду, полную насекомых… Какой вздор! Их не проймет оплеуха квартального надзирателя, что же может сделать дождь».

(«Дождь был продолжительный»)

Насылает на город потоп. И наблюдает с омерзением, как ведут себя его обитатели — крысы, бестии, амфибии, хамелеоны, массы жирного мяса в чепчиках, моллюски, оставляющие после себя адские струи, плуты с бородами, полными насекомых… Искренно сожалеет о том, что этих не только вода с неба не проймет, но и оплеуха квартального.

…

Пащенко писал: «Был у нас товарищ, Риттер. Гоголь… выкинул с ним такую шутку: Знаешь, Риттер, давно я наблюдаю за тобою и заметил, что у тебя не человечьи, а бычачьи глаза…»

Подводит Риттера несколько раз к зеркалу, тот пристально всматривается, изменяется в лице. Дрожит… лег несчастный Риттер в постель, не спит. Ворочается, тяжело вздыхает… Ночью вдруг вскакивает с постели, будит лакея…

— Видишь, у меня бычачьи глаза…

Подговоренный Гоголем лакей отвечает: «И впрямь, барин, у вас бычачьи глаза!»

Риттер окончательно упал духом и растерялся… Помешался… И потащили несчастного Риттера в больницу… Гоголь и все мы умирали со смеху…

…

Погодин: «Гоголя занимало иногда подшучивание над детьми… он обещал мне с сестрою привезти игрушек… Долго томил… Наконец… лакей пронес перед Гоголем какой-то ящик, завязанный в бумагу, и Гоголь крикнул мне на ходу: Митя, ступай живей наверх, я тебе игрушку привез… Я стремглав бросился по лестнице за ними. Начали развязывать покупку, и — о ужас! — оказалось, что Гоголь купил себе очень элегантную ночную принадлежность из красного дерева. Вот тебе и игрушка. Со слезами на глазах я начал бранить Гоголя… Гоголь… истерически хохотал…»

…

Подсунуть ребенку вместо игрушки ночной горшок! Добре, пане добродию.

…

Кулиш, со слов Смирновой: «Гоголь писал собственноручно четырнадцать псалмов и заставлял ее учить их наизусть. После обеда он спрашивал у нее урок, как спрашивают у детей, и лишь только она хоть немножко запиналась в слове, он говорил — Нетвердо! И отсрочивал урок до другого дня».

…

Вот еще одно милое свидетельство (Анненкова): Степенный, всегда серьезный Яким состоял в должности его камердинера. Гоголь обращался с ним совершенно патриархально, говоря ему иногда — Я тебе рожу побью… Гоголь простер свою предусмотрительность до того, что раз, отъезжая по делам в Москву, сам расчертил пол своей квартиры на клетки, купил красок и, спасая Якима от вредной праздности, заставил его изобразить довольно затейливый паркет на полу во время своего отсутствия.

…

Бартенев: «Гоголь всегда держал себя бесцеремонно у Хомяковых… капризничал неимоверно, приказывая по нескольку раз то приносить, то уносить какой-нибудь стакан чая, который никак не могли ему налить по вкусу: чай оказывался то слишком горячим, то крепким, то чересчур разбавленным; то стакан был слишком полон, то, напротив, Гоголя сердило, что налито слишком мало… присутствующим становилось неловко».