Проклятие Гавайев - Хантер С. Томпсон Страница 40

30 июня 1981 года

Город Спасенных

Дорогой Ральф!

Прилагаю несколько страничек написанного здесь, в Коне, вместе с фотографией, которую не стыдно вставить в рамку.

Твое письмо от двадцать четвертого июня пришло сегодня вместе с книгой об охране акул, которую, я думаю, мы сможем использовать… Мне также по душе твоя идея неизбежного возвращения кроманьонца накануне нового Ледникового периода — и опоздавшего во времени, и обогнавшего время. Это непросто понять, как ты представляешь, и моему беспокойству не было конца — как в личном, так и в профессиональном смысле. Мало кому из людей может приглянуться твоя идея, еще меньше могут смириться с ней. Слава Богу, у меня есть такой умный друг, как ты.

Но есть одно обстоятельство, о котором, я уверен, ты обязан знать перед тем, как продолжишь развивать свою теорию. Обстоятельство это таково: я — Лоно.

Именно так, Ральф! Я — тот, кого они ждали все эти годы. А капитан Кук был просто одним из многих моряков-выпивох, которым повезло в Южных морях.

И здесь я вынужден погрузить тебя в вопросы религии и в царство мистицизма, а потому прошу: выслушай внимательно, так как только ты можешь понять до конца ужасный смысл всего, что происходит.

Самый беглый взгляд к истокам нашей саги пробудит в твоем сознании тот же неизбежный вопрос, который недавно встал передо мной.

Вспомни, Ральф, как все началось. Вспомни, какая мешанина странных и безнадежно нелепых причин (нелепыми они казались раньше, но не сейчас) привела меня в Кону. Какая сила заставила меня — после целого ряда лет, когда я отказывался от всех, и даже самых заманчивых, предложений от разных журналов на том основании, что многого тем не заработаешь, — какая могучая сила заставила меня согласиться написать репортаж о Марафоне Гонолулу для одного из самых заурядных журналов в истории мировой печати? Я ведь мог отправиться с целым самолетом первоклассных репортеров таскаться по всему миру за Александром Хейгом или поехать на Великие Равнины брать интервью у Джимми Картера. Много о чем можно было писать для огромного количества людей и за приличные деньги, но я отбивался от всего — пока не раздался звонок с Гавайев.

Потом я убедил тебя, моего лучшего и умнейшего друга, поехать со мной, да еще прихватить из Лондона всю свою семью, чтобы всем нам вместе провести самый дикий в нашей жизни месяц на предательской куче базальтовых скал, именуемой побережьем Коны…

Странно, не правда ли?

Странно, но только до той поры, как я начинаю внимательно всматриваться в то, что произошло… И я вижу во всем этом смысл, я вижу последовательность и предопределенность событий. Все это не было очевидно для меня раньше, почему я и не говорил тебе ничего, пока ты был здесь. Как ты помнишь, нам было не до Таинственного и Потустороннего — и без того выдалось слишком много хлопот. Чтобы только приехать или уехать с острова, нужно было потратить тысячи долларов и сотни человеко-часов, а уж послать посылку из Коны в Портленд, штат Орегон — здесь требовались все наши силы и все наше время на три или четыре дня.

Потом же, когда ты уехал, весь позор, все унижение, которые я испытывал, находясь во власти этих идиотов, настолько свели меня с ума, что я не только не мог говорить о том, что уже тогда начинал чувствовать, но и понимать-то все это ясно и четко был не в состоянии. Но только до вчерашнего вечера!

Многое произошло с тех пор, как ты уехал, Ральф, и потому я пишу тебе отсюда, где, как мне кажется, я нашел себе свой новый дом в Городе Спасенных; вот адрес:

Калеокиви

Город Спасенных

Побережье Коны. Гавайи

Помнишь ли ты Калеокиви, Ральф? Это хижина, где, как ты сказал, они хранят кости царя Кама. Ты еще попытался забраться в это местечко через стену и сделать несколько снимков своим «полароидом»; ты всегда был любопытным тупицей, таким и помрешь…

Неужели я это написал?

Гм… да… Но не обращай внимания на этот пустой треп, Ральф! Тебя же не было со мной, когда все произошло!

Проблемы начались, когда я поймал рыбину. Или, точнее, когда я появился в гавани на мостике «Хамдингера» и принялся орать на людей в толпе, обзывая их вонючими сыновьями пьяных миссионеров, мерзкими лжецами, трахальщиками свиней и другими прозвищами, которые я тебе перечислил в своем последнем письме.

О чем я тебе не написал, старина, так это о том, что, помимо прочего, я орал, что я — Лоно! Причем орал так, что мой громовой голос был слышен любому канаке, где бы он ни находился на побережье — от «Хилтона» до «Царя Кама». И многие из тех, кто собрался на причале, были серьезно встревожены моим выступлением.

Я не знаю, что в меня вселилось, Ральф! Я совсем не собирался этого кричать, по крайне мере так громогласно, тем более в присутствии туземцев. Потому что, как ты знаешь, они до крайности суеверны и к своим легендам относятся серьезно! Что, как я думаю, вполне понятно — их до сих пор трясет от воспоминаний о том, как они испоганили последний визит бога Лоно на их землю.

И ничего удивительного, как я теперь понимаю, не было в том, что мое появление в стиле Кинг-Конга в заливе Кайлуа жарким весенним днем тысяча девятьсот восемьдесят первого года произвело на туземцев сильное впечатление. Известие мгновенно разнеслось по всему побережью, и к ночи все улицы в даунтауне кишели людьми, которые приехали аж с Южного Мыса и из долины Вайпио, чтобы воочию убедиться, что слухи имеют под собой основание, что их бог Лоно действительно вернулся в образе здоровенного, в сиську пьяного маньяка, который голыми руками таскает из океана огромных рыбин и забивает их на причале насмерть боевой самоанской дубинкой с укороченной рукояткой.

К утру следующего дня слухи о волнениях среди туземцев достигли ушей наших друзей в союзе торговцев недвижимостью, которые увидели в этом «последнюю каплю», как они позднее выразились, и пришли к единодушному мнению вышвырнуть меня из города, воспользовавшись первым же авиарейсом. Эту новость передал мне Боб Мардиан в баре гостиницы Коны, которой он же и владеет.

— Эти парни не шутят, — предупредил он меня. — Они хотят отправить вас в тюрьму Хило.