Второй шанс - Джули Коэн Страница 40

– В любом случае, – живо добавила она, – «Гамлет» тебе понравится. Разумеется, речь там идет о смерти, и Гамлет глупец, но в этом и весь смысл.

– Но… если он так и не ушел от жены, как ты справилась с ребенком? Я имею в виду моего папу.

– Я переехала к отцу в Сток-Ньюингтон. Мать умерла незадолго до этого, но он меня принял. Я была ему благодарна. Я была уже зрелой женщиной за тридцать и достаточно взрослой, чтобы прекрасно все понимать. Не каждый родитель посчитал бы такое приемлемым.

– Разве он не хотел знать, кто отец?

– Мы это не обсуждали.

Хонор с отцом многого не обсуждали. Шимон Левинсон был немногословным человеком. И он не был ласковым человеком. Будучи ребенком, Хонор никогда не получала от него поцелуев или объятий; она посчитала бы это немыслимым. Мать Хонор была той, кто успокаивал и целовал на ночь. Отец же был постоянным, непрерывным источником не любви, но присутствия. Надежности. Даже после того, как он продал свои хозяйственные магазины и вышел на пенсию, по его распорядку можно было сверять часы.

Но, когда родился Стивен, он приехал в больницу и держал ребенка, своего внука, на руках с нежностью, от которой Хонор прослезилась. Он поцеловал покрытую пушком голову Стивена.

– Это новое начало, – сказал он охрипшим от эмоций голосом.

И тогда Хонор впервые подумала, что отец был скуп на ласку не из-за недостатка чувств. Возможно, все было как раз наоборот. Он чувствовал слишком много, чтобы выразить это лаской или словами.

И несмотря на то, что его уже давно не было в живых, с годами она понимала его все больше. Она замечала в себе его природу.

Хонор потянулась, прикоснулась к руке Лидии, потом взяла ее в свою. Мягкая, безупречная кожа, на полпути между детской и женской.

– Мы с тобой, наверное, мало разговаривали, – сказала она.

– Оно того стоило, любить его? – спросила Лидия. – Даже зная то, что ты знаешь сейчас? Ты бы оставила все как было?

Хонор водила большим пальцем по ладони Лидии. Она помнила, как держала другие руки. Пола и Стивена. И своего отца – в конце.

– Я бы ни за что ничего не изменила, – ответила она.

Лидия поднялась наверх, чтобы уложить детей, а Хонор осталась сидеть на диване, думая об их разговоре. Она никогда никому не рассказывала о Поле. Это, наверное, впервые за последние сорок пять лет она намеренно произнесла его имя. Его было нелегко произнести вслух.

Но существовала некая нить, тянущаяся от Пола к ней, к Стивену, к Лидии. Хонор выросла в религиозной семье, и, хотя отказалась от семейных традиций, они привязали ее к прошлому так, как, ей казалось, не могли привязать Лидию.

Возможно, настало время рассказать о нем. Возможно, она должна была рассказать о нем очень давно, но изо всех сил старалась об этом не думать. «Почему ты мне никогда не говорила?» – спрашивал ее Стивен.

Хонор тяжело сглотнула.

В комнату вернулась Лидия; Хонор поняла это по звуку, прежде чем заметила движение.

– У меня… есть это, – сказала девочка, сев возле Хонор, и положила что-то в руки бабушки. Стопку бумаги, возможно конвертов. Письма.

– Почерк такой же, как и в твоей книге, – сказала Лидия. – Они-то и заставили меня задуматься, но я не могла вспомнить, куда их положила.

Хонор перебирала конверты, поочередно поднося их к свету. На них можно было разглядеть почерк Пола. На каждом – имя и адрес Стивена, выведенные уверенными, толстыми черными линиями. В адресе был указан Брикхэм, дом, где жили Стивен и Джо, когда он читал лекции в местном университете.

– Они запечатаны, – сказала Хонор.

– Да, – подтвердила Лидия. – Я никогда их не открывала. Не знала, от кого они. Думаешь, они от его отца? Моего дедушки? В обратном адресе указана Калифорния.

– Да.

Как странно касаться того же, чего касался Пол, теперь, после стольких лет. Конверты были плотными, хорошего качества: в них, скорее всего, были открытки, а не письма.

Ей приходило такое письмо – до того, как умер Стивен. Перед тем как она поругалась с сыном. На нем был тот же почерк, такой же штамп.

Лидия набрала воздуха.

– Я… я любила ждать почту. Когда была маленькой. Это вошло у меня в привычку. Мне нравилось получать почту первой. После того как папа умер, я собирала все, на чем было его имя, и хранила. Все это лежало в специально отведенном ящике. Наверное, я думала… я думала, что, если буду их хранить, он сможет вернуться за ними. Глупо, не правда ли?

– Действительно глупо, но это можно понять, – ответила Хонор, которая сама не так давно занималась отрицанием реальности.

– Там много всякой всячины – в основном, как мне кажется, коммерческие рассылки и банковские выписки. Я никогда их не открывала и не читала. Но эти письма приходили каждое Рождество. Наверное, я думала, что это рождественские открытки.

– Возможно, так и есть.

– Не знаю, приходили ли они до того, как папа умер. Мама выбросила все его письма и записи. Она сказала, что их слишком больно читать. Она оставила только несколько его книг и наручные часы.

Марки были американскими. Всего было восемь писем.

– Они перестали приходить?

– Должно быть. Я имею в виду, что смогла найти только эти. Все они приходили на наш старый адрес, до того как мы переехали, поэтому, может, их просто не переадресовывали. Он, должно быть…

– Он, должно быть, думал, что Стивен жив.

– Да, – сказала Лидия. – Ты знала, что он писал папе?

– Нет.

Стивен никогда не говорил ей об этих письмах. Может, и в этом она тоже была виновата?

– Может, нам… Думаешь, нам стоит их прочесть?

Восемь непрочитанных писем от ее любовника к ее сыну. Хонор закрыла глаза и боролась с собой. Но она уже стара, и кому это может навредить, если она прикоснется к нити, пропустит ее через пальцы?

– Читай ты, – сказала Хонор. – Прочти их мне. По одному за раз. Пожалуйста.