Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина Страница 40

Почти так же случайно, как и у Милы Романовской, началось восхождение на подиум манекенщика Герарда Васильева, впоследствии известного певца, народного артиста России. Оставив военную карьеру, молодой человек стал учиться на вечернем отделении Ленинградской консерватории. Денег хронически не хватало, попытки устроиться по специальности техника-механика оказались тщетными: сочетать эту работу с учебой было невозможно. Певец вспоминал: «Как-то по телевизору я увидел демонстрацию моделей одежды и подумал, что, наверное, мог бы носить костюмы не хуже ребят-манекенщиков. Все-таки меня обучали в Суворовском училище манерам и бальным танцам. Одним словом, я пришел в Ленинградский дом моделей, показался и пришелся там ко двору» (Васильев 2004: 42). Это произошло в 1961 году, а через год будущий певец уже выехал на показ мод в Варшаву. «Постепенно, – вспоминал актер, – я стал известным в стране манекенщиком, мои портреты были в журналах мод, витринах ленинградских ателье, а в витрине московского магазина фабрики „Большевичка“ на улице Горького [в Москве] мой портрет в полный рост висел довольно долго, даже когда я уже стал артистом Московского театра оперетты» (там же: 43, 44). В системе советского от-кутюр было крайне мало мужчин манекенщиков. Неудивительно, что спрос на эффектного Васильева был очень велик. Он вспоминал: «Когда у Вильнюсского Дома моделей не оказалось манекенщика для поездки в Пловдив, они пригласили меня. <…> Мужчин в группе было двое [и один из них худрук Дома моделей]» (там же: 44). Советские дома моделей в начале 1960-х годов не разрабатывали образцов «мужской молодежной моды», этого понятия вообще не существовало. И двадцатишестилетний Васильев демонстрировал одежду для мужчин зрелого возраста. Для создания правдоподобного образа приходилось рисовать морщины на лбу и впадины под глазами.

В целом от-кутюр для сильной половины человечества не особо интересовал советских модельеров и производителей одежды. В 1956 году «Журнал мод», выпускавшийся Всесоюзным домом моделей, писал: «В редакцию… поступает много писем, в которых читатели обращаются к нам с вопросами: почему в модных журналах так мало мужских моделей и как надо одеваться мужчинам?» (Журнал мод 1956: 39). Но, конечно, новшества внедрялись и в мужскую высокую моду. Интересна в этом контексте инициатива знаменитого ателье «Смерть мужьям» в Ленинграде. Элитарность этого учреждения сохранялась и после войны. Здесь, например, изготавливались сценические костюмы для ленинградских театров. Питерская театральная звезда А.Б. Фрейндлих в интервью «Общей газете» вспоминала, что в ателье были сшиты все театральные костюмы к знаменитой постановке начала 1960-х годов в театре Ленсовета, спектаклю «Ромео и Джульетта» (Общая газета 2000. 3 февраля). С началом хрущевских реформ в «Смерти мужьям» имели шанс что-то сшить и рядовые граждане. Экономист Г.Л. Алина, вспоминая свою поездку в Ленинград в первой половине 1960-х годов, описала и посещение «Смерти мужьям». «Трикотаж поступал из Финляндии, пошивочное оборудование тоже было импортное, и пошив был очень качественным. Однако можно было заказать не более двух вещей. Очередь занимали с вечера, и до открытия ателье никто не покидал очередь. А мороз был в ту зиму сильный, и я тоже отстояла очередь, хотя в течение ночи дважды приходила в квартиру и грелась на кухне. (Дом находился рядом с ателье.) Мне пошили костюм и платье из финского трикотажа, модель была взята из французского журнала. Уже готовые изделия красовались на манекенах в витрине ателье, и заказ принимали по уже изготовленным образцам» (Алина 15/09/2011). Судя же по бережно сохраненным письмам поэтессы Э.В. Лурье, такие же образцы делались и для мужской одежды уже в конце 1950-х годов. В письме к своей подруге в декабре 1958 года она писала: «Уже начала приобщаться к тайнам мужского туалета – умора! Заказала в „Смерти мужьям“ для Феликса модную клетчатую рубашку, даже две. Забавно, как я растерялась среди десяти фасонов воротничков, но вышла из положения, попросив самый модный» (Лурье 2007: 485). Одновременно данные Ленинградского дома моделей (ЛДМ) свидетельствуют о явно недостаточном внимании к мужской моде. За 1959 год модельеры ЛДМ разработали 2054 образца модной одежды, из них для женщин – 984, для девочек – 620, для мальчиков – 209, а для взрослых мужчин – всего 108 (ЦГА СПб 2071, 4: 1).

Неудивительно, что в штате ЛДМ в конце 1950-х – начале 1960-х годов традиционно был один мужчина-манекенщик. Но, несмотря на явное неравенство мужчин и женщин в советском модельном бизнесе эпохи хрущевских реформ, и те и другие представляли объект усиленного внимания. Девушки из домов моделей и на рубеже 1950–1960-х годов были окружены эротическим флером. Литератор В.Г. Попов в своих эссе, носящих, как правило, форму мемуаров, часто вспоминал, что именно манекенщицы традиционно составляли женскую половину кампаний шестидесятников, кутивших, в частности, в ленинградских ресторанах в годы «великого хрущевского десятилетия». А в ЛДМ на Невском молодые люди ходили не столько для получения информации о новинках моды, сколько поглазеть на красивых, раскованных девушек (подробнее см.: Попов 2003).

Представители власти, несмотря на явные перемены в обществе, по-прежнему нервно реагировали на проявление сексуального внимания к манекенщицам. Летом секретарь парткома демонстрационного зала ГУМа прямо заявил: «Если мы не будем работать с манекенщицами, они нас могут опозорить. <…> К манекенщицам нужно прикрепить членов партии, наиболее подготовленных, чтобы проводить с ними беседы» (Журавлев 2009: 171). Особенно тревожил власть внешний вид девушек, фланирующих по подиуму. Летом 1960 года в том же демонстрационном зале ГУМа обсуждалось закрытое письмо ЦК КПСС «О повышении политической бдительности». Разговор на партийном собрании был переведен в плоскость обсуждения внешнего облика манекенщиц. Члены КПСС, в первую очередь не слишком молодые женщины, занятые на пошивочных работах, с возмущением говорили: «Манекенщицы вне рабочего времени не должны так [сильно] гримироваться. Своим внешним видом они напоминают шансоньеток, обращают на себя внимание, и любой иностранец может их использовать в своих целях» (там же: 172).

Подобные выступления были результатом не только природной женской зависти, но и следствием расширявшихся контактов представителей высокой моды СССР с зарубежными коллегами, а главное, появления в советской действительности уже довольно систематических поездок как обычных горожан, так и модельеров и манекенщиц за границу. Такое «внимание» перед каждым зарубежным турне ощущал на себе и Г.В. Васильев. Он вспоминал, как перед поездкой в Копенгаген в середине 1960-х годов его вызвали в КГБ и начали уговаривать стать ответственным за порядок в группе, а попросту – осведомителем. «Уговоры» продлились два с половиной часа. Васильев сумел отказаться от «почетной миссии», в частности благодаря тому, что ярко описал им трудности работы манекенщика-мужчины… например, необходимость в ходе показа надевать на себя сразу четыре пары носков. «Я же единственный мужчина-манекенщик в показе коллекции, мне нужно часто менять костюмы и ботинки. Переодевать носки, – заявил он, – я не успеваю, успеваю только снять одни, оставшись в других нужного цвета, надеть ботинки, натянуть брюки и… выбежать на подиум» (Васильев 2004: 52–53).

Действительно, в начале 1960-х годов проявлялась ограниченность оттепельного либерализма в организации системы высокой моды. В формулировках задач советских модельеров часто звучали до нелепости политизированные фразы, напоминавшие лозунги 1930-х годов. Невозможно без иронии относиться к строкам из доклада о мероприятиях по перестройке работы Ленинградского дома моделей в 1961 году. В документе звучал призыв «одеть ленинградцев, идущих в первых рядах строителей коммунизма, в добротную и красивую одежду!» (ЦГА СПб 2071, 8б: 19). Читатель вправе задуматься о том, какая одежда предназначалась для вторых рядов тех же строителей. Конечно, приведенная цитата может быть расценена как обыкновенный лексический стереотип, словосочетание-паразит, но в ней закодировано отношение власти к проблеме внешнего вида населения.