Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл Страница 40

Все взоры, как по команде, обратились к Лили; та сидела молча, опустив глаза. Солнце играло у нее в волосах, превращая их в золото. Бабочка все еще мягко трепетала крыльями у нее на руке. Ее дружок порхал неподалеку.

– Точно, – сказал Кирхманн, вздохнув. – Да. Тут не избежать зависти. – Подумав еще мгновение, он умудренно кивнул. – Отлично понимаю. У моей жены незамужняя тетя, в точности этих лет, так она взялась писать анонимные письма высокопоставленным мужчинам. Некоторые – крайне ядовитые… – он откашлялся и засуетился, – сплошь заявления о вымышленных внебрачных детях, с подробностями, столь потрясающе странными… эм-м… были отправлены бургомистру Люгеру. Ужасно неловко все это. – Он глянул на Йозефа. – Мы ее поместили в Бельвю. Семья решила, что это в ее же интересах.

– Прекрасный выбор, – сказал Йозеф. – Это чрезвычайно полезный санаторий для людей с нервными расстройствами, а Крёцлинген не так далеко от Вены. Я хорошо знаю герра Бинсвангера, директора. Как и его отец, Роберт44 уделяет пристальное внимание занятиям для развития интеллекта пациентов – образовательной деятельности, прогулкам, рукоделию и садоводству.

Лицо у Кирхманна уверенности не выражало.

– Не сомневаюсь. Нам было важно убрать старую су… женщину туда, откуда она больше не сможет вредить.

– Именно так, – мягко отозвался Йозеф. Повисла столь долгая тишина, что он почувствовал необходимость ее заполнить. – Я часто размышляю о том, что женщинам в этом смысле не повезло: они умирают дважды. Первый раз – когда их покидает обаяние юности и их перестают желать, а затем – когда наступает подлинная смерть. Между ними – особое время: для некоторых, кому больше повезло, оно наполнено семейным теплом, но зачастую, попросту из-за личных странностей, когда этого тепла нет, такие женщины остаются одни… вот. – Никто не отозвался. Йозефа вдруг осенило, что наступившее одиночество может и не означать для женщины несчастья, а, напротив, стать временем великого освобождения – если такой дар ей по силам принять. Он подумал, каково это – когда тебя судят по физическим проявлениям, желают лишь из-за внешности, а затем, по прошествии времени, – уже нет. Подумал об одиночестве Берты. Подергал себя за бороду.

– Три раза. – Голосок был такой тихий и возник из такой пропасти молчания, что Йозефу потребовался миг, чтобы понять: это заговорила Лили.

– Что-что, дорогая моя?

Она вскинула взгляд.

– Есть еще одна смерть – как матери, когда умирает ребенок.

– Если, – утешительно поправил ее Йозеф. – Так бывает не всегда.

– Если, – отозвалась эхом Лили, – и когда. – Она легко сдула с руки бабочку, и та упорхнула.

– Очень точно, – сказал Кирхманн и энергично закивал. – Истинная правда.

– Вообразите, каково женщинам с большими семьями, – прошептала Лили. – Смерть за смертью, смерть за смертью. – Она поникла головой. – Нет конца умиранию. Вот почему столько цветов.

– Хорошо, Лили, – поспешно проговорил Йозеф. Он глянул на остальных. – Господа, как видите, разговор о смерти растревожил мою пациентку. Если мы все обсудили, я бы просил нас извинить.

– Минуточку, – сказал Брюнн. – Откуда вы сами? – спросил он у Лили. – Где вы живете?

Лили наморщила лоб.

– Я в Германии.

Брюнн нахмурился.

– Здесь Вена.

– Вена – в Германии, – сказала Лили, не глядя на него.

– Нет-нет, дорогая моя, – вмешался Кирхманн ласково. – Она в Австрии.

– Но Австрия – в Германии, значит, и Вена тоже.

Брюнн хмыкнул и исподтишка помахал ладонью у себя перед носом. Она приметила этот жест, и губы у нее задрожали.

– Может, мы еще где-то.

– Пожалуйста, задавайте остальные вопросы мне, – сурово сказал Йозеф.

– Разумеется. – Кирхманн одарил Брюнна каменным взглядом.

– Надеюсь, я могу рассчитывать на конфиденциальность, господа, – пробормотал Йозеф. – Семья Лили желала бы, чтобы ее лечение оставалось в тайне.

– О, – отозвался Кирхманн, иронично улыбнувшись, – так это секрет. Как и в случае с юной Паппенхайм. – Йозеф упер в него взгляд, и Кирхманн добавил: – Я слежу за такими вещами, герр доктор. Меня всегда увлекали неразберихи ума. В особенности связанные с преступными делами. Большего сказать не могу.