Избранник - Хаим Поток Страница 40

Я ничего не отвечал.

— Послушай, что он еще говорит о Дов-Бере.

Дэнни перевернул страницу.

— Он говорит, что Дов-Бер отпускал грубые шуточки, чтобы развеселить своих людей, и поощрял последователей пить алкоголь для истовой молитвы. Он говорит, что раввин Элияху Виленский был убежденным противником хасидизма, и когда он умер… Давай я лучше тебе прочитаю.

Он начал листать страницы.

— Вот. Слушай: «Хасиды бесчувственно мстили ему после его смерти, танцуя на его могиле и празднуя день его смерти» [41]. — Он посмотрел на меня. — Я никогда не слышал ни о чем подобном. Ты вчера был в нашем шуле. Видел ли ты на службе хоть одного пьяного?

— Нет.

— Мой отец совсем не такой.

Его голос был печален и чуть дрожал.

— Он и вправду беспокоится о своих людях. Он так о них беспокоится, что у него даже нет времени поговорить со мной.

— Возможно, Грец говорит о хасидах своей эпохи, — предположил я.

— Возможно, — ответил он без особой уверенности. — Это ужасно — когда тебе преподносят твой собственный портрет в таком свете. Он уверяет, что у Дов-Бера были опытные шпионы, настоящая полиция. Так и пишет — «несколько ловких людей, достойных занять место в сыскной полиции». Он пишет, что они рыскали повсюду, вынюхивая людские секреты и рассказывая о них Дов-Беру. Люди, приходившие к нему в течение недели за решением своих личных проблем, должны были ждать до субботы, и за это время его шпионы узнавали всю их подноготную и рассказывали Дов-Беру. Так что когда человек наконец попадал к нему на прием, Дов-Беру все о нем уже было известно, и у посетителя могло сложиться впечатление, что Дов-Бер наделен волшебным даром читать у него в сердце.

Он перелистнул еще несколько страниц.

— Вот послушай: «Бер мог в проповеди как будто мимоходом бросить каждому чужестранцу несколько слов, наводивших его на мысль, что святой читает в его сердце и знает его прошедшее» [42].

Он грустно потряс головой.

— Я никогда не слышал ни о чем подобном. Когда мой отец упоминает о Дов-Бере, он отзывается о нем почти как о святом.

— Это мой отец дал тебе эту книгу?

— Твой отец сказал, что я должен читать книги по еврейской истории. Он сказал, что первый важный шаг в образовании — это изучить историю собственного народа. Так я нашел этот труд Греца. В нем много томов. Я почти все закончил. Этот том последний.

Он снова потряс головой. Пейсы заплясали и хлестнули его по скулам и щекам.

— В каком свете это меня выставляет!

— Ты бы лучше обсудил это сначала с моим отцом. А потом уже верил всему, что здесь написано. Он долго рассказывал мне о хасидизме в пятницу вечером. Он не был особо склонен к комплиментам, но о пьянстве не упоминал.

Дэнни медленно кивнул:

— Я поговорю с ним. Но Грец — великий ученый. Я читал о нем и раньше. Это один из величайших еврейских ученых прошлого века.

— Обсуди сначала с моим отцом, — повторил я.

Он снова кивнул и медленно закрыл книгу. Его пальцы безотчетно выстукивали что-то на переплете.

— Знаешь, — сказал он задумчиво, — я читал на прошлой неделе книгу по психологии, в которой говорилось, что самая загадочная вещь во всей Вселенной для человека — это он сам. Мы слепы в том, что касается самой важной вещи в нашей жизни — нас самих. Как у такого человека, как Дов-Бер, могло хватить наглости дурачить людей и заставлять их думать, будто он способен читать в их сердцах и рассказывать им, каковы они на самом деле?

— Ты не знаешь, делал ли он так на самом деле. Это только версия Греца.

Он ничего не ответил. Я чувствовал, что он больше обращается к себе самому, чем ко мне.

— Мы такие сложные внутри, — сказал он тихо. — Внутри нас есть что-то, что называется «бессознательным», о чем мы вообще не догадываемся. Оно, можно сказать, ведет нас по жизни, а мы об этом не подозреваем.

Он замолчал и замер в нерешительности. Пальцы соскользнули с книги и вцепились в пейс. Я вспомнил тот вечер в больнице, когда он смотрел из окна на людей внизу на улице и говорил о Боге, муравьях и книгах, которые он читает в библиотеке.

— Так много еще надо прочитать, — продолжил он. — Я читаю всего пару месяцев. Ты что-нибудь знаешь о подсознании?

Я нерешительно кивнул, и он продолжил:

— Вот видишь? Ты совсем не интересуешься психологией, но ты об этом знаешь. Мне столько еще предстоит наверстать.

Он вдруг осознал, что его пальцы нервно накручивают пейс, и оперся рукой о столешницу.

— Ты знаешь, что подсознательное часто проявляется в снах? «Сновидение есть продукт взаимодействия сознательных и подсознательных желаний, — процитировал он, — и результаты, проявляющиеся в ходе сна, разумеется, очень отличаются от результатов в часы бодрствования» [43].

— А что не так со снами? — спросил я.

— Все так. Сны полны неосознанных страхов и надежд, всех тех вещей, о которых мы никогда не думаем сознательно. Мы думаем о них бессознательно, глубоко внутри, и они возвращаются к нам в виде снов. Но они не всегда приходят прямо. Порой они приходят в виде символов. Эти символы надо научиться толковать.

— Где ты все это берешь?

— В том, что я читаю. О сновидениях написано много работ. Это только один из путей добраться до человеческого бессознательного.

Должно быть, лицо мое приняло очень странное выражение, потому что он спросил, в чем дело.

— Мне все время снятся сны, — признался я.

— Всем снятся, — ответил он. — Но большую их часть мы просто не помним. Мы их подавляем. Как бы выталкиваем их и забываем, настолько они порой болезненны.

— Я стараюсь запоминать свои. Порою они очень приятны.

— Но чаще они совсем не приятны. Наше бессознательное не такое уж красивое место. Я называю это «местом», но, конечно, это не место — в книге, которую я читал, говорится, что это скорее процесс. Так вот, место это ничуть не красиво. Оно полно подавленного страха и ненависти, всех тех вещей, в которых мы боимся признаться в открытую.

— И эти вещи управляют нашими жизнями?

— Согласно некоторыми психоаналитикам, так оно и есть.

— Ты хочешь сказать, что все эти вещи накапливаются и мы ничего о них не знаем?

— Именно так. Это я и имел в виду. То, что внутри нас, — величайшая тайна на свете.