Женщина-птица - Карл-Йоганн Вальгрен Страница 40

Зимой город словно похоронен в своей впадине, под серо-белыми неподвижными волнами слабого бесформенного света. На востоке — еврошоссе номер шесть, черная открытая рана, маршрут мечтаний и надежд, но не более… а на западе пока еще есть море, то черное и беспокойное, то вдруг замерзающее и похожее тогда, в редкие солнечные дни, на расплавленный металл. Весна начинается как всегда, насколько я себя помню, в марте, сразу после Благовещения. Исчезают последние сугробы, на дорогах остается только мелкий гравий, и те же самые дорожные рабочие, что ссыпали этот гравий со своих грузовиков в гололед, теперь сонно его подметают и собирают в большие ящики — пригодится на следующий год. Тротуары как по команде высыхают, и приятно прижимать подошвы к жирному асфальту, чувствуя, как весна своими теплыми лапами хватает тебя за ноги. На темных, напоминающих подходящее коричное тесто грядках в садах и парках уже появились первые стрелки мать-и-мачехи и гиацинтов. С Этран доносятся ни на что не похожие глухие взрывы вскрывающегося льда, а любители ловли лосося уже тут как тут; в своих зеленых резиновых комбинезонах, по пояс в воде, они напоминают гигантских рептилий. На улицах полно народа; приезжают владельцы дач — проверить, не случилось ли что за зиму, а местное население просыпается от спячки и торопится вдохнуть запах молодой травы и нагретых водорослей. Попозже, к вечеру, на Тулльбру можно видеть любопытных, всматривающихся в молочные водовороты реки, — один рыбак опять видел этранскую русалку. По преданию, ее похоронили в тайном туннеле под рекой, когда армия Энгельбректа грабила халландское побережье. Говорят, она является людям, когда городу грозит серьезная опасность. Кто знает, может быть, так оно и есть.

Весной папа знакомится с женщиной. Никто не знает, как это произошло, в том числе и папа, и когда я задаю ему вопросы, он только качает головой.

— Не спрашивай, — говорит он. — Не могу припомнить. На бинго [42], кажется. И второй раз на бинго. Или в Гранде.

Как бы то ни было, папе удалось преодолеть свою апатию. Он ходит играть в бинго, иногда — на танцы для пожилых. И вот — неисповедимыми путями закрутил роман.

Ее зовут Анни, она вдова владельца магазина. Пятьдесят пять лет, немного старше папы, живет на вдовью пенсию и, как и папа, нигде не работает. Высокая, темноволосая… пахнет «Нивеей» — но это, кажется, единственное, что у нее общего с мамой. По правде говоря, я не понимаю, что он в ней нашел. Но это его дело, и спрашивать я не буду.

Они встречаются по выходным, иногда и на неделе, обычно у нее дома или на бинго. К нам она приходит редко. Когда она у нас, я подслушиваю, о чем они говорят, — но не из взрослого любопытства, а скорее из детской ревности. Сидят в кухне и говорят не переставая; о новостях в местной газете, о приезжающих дачниках, о бинго, а главное, насколько лучше и дешевле все было раньше. Говорит в основном Анни, слова у нее вылетают мгновенно, вряд ли она успевает при этом думать, что говорит. Отец больше помалкивает, но, кажется, ему все это интересно. Во всяком случае, он все время одобрительно кивает, словно знает ее сто лет и все, что она говорит, уже много раз обсуждалось и теперь составляет их общее мнение.

Иногда они сидят в гостиной и смотрят какую-нибудь идиотскую мыльную оперу, «Даллас», к примеру, или «Династию». Анни знает всех героев, с кем что случилось и что должно случиться, все о каком-нибудь Лансе, его личной жизни и увлечении карате, все о J.R., который, в сущности, добрый парень и женат на шведке… Я незаметно стою в дверях и поражаюсь: отец, посвятивший всю жизнь книгам… что он в ней нашел, что ему до ее бинго и мыльных опер? Что он видит в ней, она же ничем не напоминает маму, даже в ухудшенном варианте! Боже мой, не так давно я просто мечтал, чтобы отец нашел себе женщину… как я себе это представлял? Что это будет некто, кому удастся заполнить пустоту после мамы, кто будет чуть ли не повторять ее любимые выражения, которые до сих пор висят в воздухе, как невидимые люстры? Кто закончит ее начатые и незавершенные жесты? Решит хотя бы один-единственный кроссворд? Ничего этого нет в Анни, и я глубоко разочарован. Но он-то, как мне кажется, влюблен в нее, в ее присутствии глаза его блестят, точно их смазали маслом, и когда он говорит о ней, в голосе появляются нежные и теплые интонации. По вечерам я слышу, как он бормочет в своей комнате: «Анни…» Анни, Анни… словно имя что-то значит. А может быть, она и есть та женщина, которую он искал всю жизнь, может быть, именно она, а не мама, была предназначена ему судьбой, а мама — просто случайность, ошибка?

Мне кажется к тому же, что в ней есть что-то фальшивое; я вижу эту фальшь хотя бы в том, как она смотрит на него, когда он отвернется. Глаза ее становятся хищными, даже злобными… нет, мне совершенно ясно, что она относится к папе совсем не так, как он к ней. Чего она хочет? Использовать его каким-то образом в своих целях? Или это для нее просто времяпрепровождение, способ удовлетворить свои сексуальные потребности?… Мне стыдно, что я так думаю… папа же счастлив, наконец…