Доктор Данилов в госпитале МВД - Андрей Шляхов Страница 40

Впрочем, Павел Петрович и так имел все основания гордиться собой. Это ж уметь надо — родиться на Дальнем Востоке, причем не во Владике, а в захолустном поселке, где даже своего кинотеатра не было, с отличием закончить школу, поступить в медицинский институт, отучиться, суметь зацепиться в Москве и сделать какую-никакую, а карьеру. Трезво оценивая свои возможности, Павел Петрович, тогда еще Паша, подал документы в Томский военно-медицинский институт, в котором был далеко не самый высокий конкурс, а осел в Москве и попал на работу в госпиталь благодаря женитьбе на дочери довольно высокопоставленного чиновника из министерства внутренних дел. Типичный случай, ничего особенного — толковый и симпатичный паренек из провинции женился на взбалмошной и избалованной столичной девице, которую родители уже и не чаяли, что называется, сбыть с рук. К истерикам супруги Павел Петрович быстро привык (да и как не привыкнуть, когда они закатывались по два раза на дню?), к пасынку, доставшемуся в «приданое», относился точно так же, как и к своему единокровному сыну, на работе очень скоро (не без помощи тестя, само собой) выдвинулся в заведующие отделением… Короче говоря, жизнь удалась — семья, работа, достаток. Нереализованным оставалось одно желание — подняться еще на ступеньку, то есть выдвинуться на сугубо административную работу, в заместители главного врача крупного учреждения, вроде родного госпиталя, или в главные врачи учреждения помельче — какой-нибудь поликлиники или медсанчасти. На тестя, увы, уже нельзя было рассчитывать — того несколько лет назад «ушли» на пенсию, но Павел Петрович не унывал. Он считал себя родившимся под счастливой звездой и верил, что его мечта непременно сбудется. А почему бы ей не сбыться, если все остальные сбылись?

— Уймись! — зевала жена, когда Павел Петрович заводил речь о шансах и раскладах. — И так хорошо…

— Пойми, Светик, — каждый раз отвечал он, — для меня так будет лучше. Мое призвание — руководить, а не возиться с больными. Там хоть знаешь, где споткнешься, а заведовать таким отделением, как мое, — это ж танцы на минном поле! Одно расхождение диагнозов третьей категории, и придется на старости лет идти на «Скорую», по этажам бегать и носилки таскать. И то если возьмут.

Руководить — оно, конечно, проще. Если знаешь свое место, оказываешь требуемое уважение руководству и можешь правильно организовать подчиненных, то больше ничего не надо. Это не на обходе голову ломать, пытаясь понять, почему это пациент, которого уже собрались переводить в отделение, вдруг собрался помирать? В сложных случаях Павел Петрович играл в демократа — устраивал «мозговые штурмы», предоставляя подчиненным возможность свободно высказывать свое мнение и поддерживая ту точку зрения, у которой оказывалось больше сторонников. Это называлось «я учу вас мыслить», хотя если кому и следовало этому научиться, то самому учителю.

Павел Петрович боялся споткнуться о «расхождение диагнозов третьей категории», то есть о то, когда больного доблестно лечат от одного заболевания, а он умирает от совершенно другого. Врачам обычных отделений работать немного проще — в подавляющем большинстве случаев они имеют возможность переводить тяжелых больных в реанимацию. Реаниматологи же — вроде вратарей, последний бастион медицины. Удачно поймал мяч (то есть «вытянул» пациента, стабилизировал его состояние) — можно передавать его своим (переводить в отделение). Не поймал — мяч попал в сетку. Иначе говоря — пациент угодил на вскрытие.

Человек предполагает, а высшие силы смеются над его предположениями и перекраивают все по-своему. Концом карьеры Павла Петровича стало не расхождение диагнозов третьей категории, а обломок подключичного катетера, оставленный в вене.

Катетеризация периферических вен одновременно и проста, и сложна. Проста — потому что при умении делается быстро, за минуту-другую. Сложна — потому что чревата серьезными осложнениями, порой фатальными.

Случайное повреждение органов и тканей, риск воздушной эмболии вследствие просачивания воздуха в вену, попадание части катетера в сосудистое русло… Из какого крепкого полимера ни делай катетер, он всегда сможет переломиться, или же его случайно перережут. Катетер, «ушедший» в вену, представляет собой огромную опасность для своего «хозяина». Он может закупорить просвет сосуда, может вызывать инфекционные осложнения или образование тромбов с риском тромбоэмболии. Особенно крупный и «богатый» осложнениями тромб может образоваться в полости правого предсердия, если обломок сможет «дойти» с током крови до сердца.

Для того чтобы катетер не «убежал», его фиксируют при помощи лейкопластыря или кожного шва. Лейкопластырем фиксировать проще, но из-за того что он недолго сохраняет свои клейкие свойства, этот метод используется для фиксации катетера на короткое время, чаще всего — на время операции, когда «над душой» у больного постоянно находятся анестезиолог с медсестрой. Гораздо надежнее фиксировать катетер кожными швами. Для этого кожу и подкожную клетчатку прошивают крепкой шелковой нитью, концами которой обвязывают катетер.

Чего-чего, а пофигизма в отделении у Павла Петровича не было нисколько. Пофигизму нет места там, где любят порядок и четко выполняют инструкции. Начальник отделения анестезиологии и реанимации мог «показательно отыметь» сотрудника и за гораздо более мелкую провинность, чем незафиксированный катетер. Тех, на кого нельзя было положиться, Павел Петрович увольнял. Обычно вызывал в кабинет и предлагал уволиться тихо, по собственному желанию, если не понимали — подводил под статью. В основном понимали, сразу же писали заявление и уходили. Как и положено по закону, уходили с отработкой двух недель, давая возможность начальнику отделения найти замену. Знал бы Павел Петрович, чем закончатся для него лично эти отработки, — увольнял бы всех сразу, затыкая дыры в графике теми, кто остался. Но недаром говорят французы: «Если бы молодость знала, если бы старость могла…»

Медсестра Лариса Севрюкова поначалу произвела на Павла Петровича хорошее впечатление. Тридцать два года, двое детей, значит, вряд ли уйдет в декретный отпуск, энергичная, без признаков алкоголизма на лице, девять лет проработала в сто двадцатой больнице, сначала — в приемном отделении, а затем перешла в отделение анестезиологии и реанимации. И основание для смены работы было у Севрюковой хорошее — переезд на новое место жительства (практически напротив госпиталя) вследствие обмена квартиры.

— Я разъехалась с мужем, — сообщила Севрюкова, — нельзя же после развода жить вместе. Мне с детьми и двух комнат за глаза хватит.

— А на кого вы во время дежурства будете детей оставлять?

— С детьми бабушка занимается, моя мама.

Павел Петрович впечатлился настолько, что не стал звонить по месту прежней работы Севрюковой, а сразу же подписал ее заявление и отправил в кадры, оформляться.

— Зачем вы эту клушу к нам взяли, Павел Петрович? — попеняла начальнику через месяц старшая медсестра. — Она же тупая как пробка! Все переспрашивает и постоянно тормозит.

Старшей медсестре Татьяне Борисовне очень не нравилось, что начальник отделения сам занимается набором среднего и младшего медицинского персонала. В других отделениях это делали старшие сестры, но Павел Петрович считал, что он разбирается в людях гораздо лучше Татьяны Борисовны, чересчур падкой на подхалимаж и угодничество.