Соразмерный образ мой - Одри Ниффенеггер Страница 40

— «Пузодер», — вычитала Джулия.

Валентина задумалась.

— Что-то из еды. Пирог с мясом и почками?

— Нет, пирог с мясом и почками так и будет «пирог с мясом и почками».

— Ну, рагу какое-нибудь.

— «Блюдо из остатков отварной капусты и картофеля, обжаренных на сковороде», — прочла Джулия. — А вот еще: «порожняк».

— «Ерунда, пустой разговор».

— Отлично. «Эттапять» нашей Мышке. Теперь ты меня поспрашивай. — Джулия передала книжечку Валентине.

Они поднялись на вершину холма. Под ними, как на ладони, простирался Лондон. Им было невдомек, что в годы Второй мировой войны как раз на этом месте нередко останавливался Уинстон Черчилль, обдумывая стратегические планы. Близняшек разочаровала панорама города. Вот в Чикаго действительно был обалденный вид: поднимешься на башню Центра Джона Хэнкока [57]— и голова кружится, повсюду небоскребы, огромное озеро. А с Примроуз-Хилл виднелся по-февральски унылый Риджентс-парк в окружении нескончаемых приземистых домишек.

— Холодно, блин, — сказала Джулия, запрыгав на месте и обхватив себя за плечи.

Валентина нахмурилась.

— Не говори «блин». Это ругательство.

— О'кей. Здесь весьма прохладно. Колотун. Холодрыга чертова.

Джулия пустилась в пляс. Она кружилась, подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Валентина, сложив руки на груди, следила за ее ужимками. Сестра то и дело на нее натыкалась.

— Давай, Мышь. — Джулия потянула Валентину за варежку.

Взявшись за руки, они стали отплясывать тустеп, но через пару минут Валентина выдохлась. Она уперлась руками в коленки и захрипела.

— Тебе плохо? — встревожилась Джулия.

Валентина покачала головой, и у нее слетела шапочка.

Джулия подняла ее и натянула Валентине на голову. Вскоре Валентина отдышалась. Джулия подумала, что могла бы десять раз сбегать по этой горке вверх-вниз и не выбиться из сил, как Валентина после двухминутного танца.

— Получше стало?

— Ага. — Они пошли вниз. Ветер, как по заказу, прекратился. Валентина почувствовала, что стеснение в груди отпустило, — Надо узнать, как тут вызывают врача.

— Ага.

Некоторое время они шагали молча и думали об одном и том же: «Мы обещали маме сразу же найти врача, не дожидаясь, пока у Валентины начнется приступ. Но мы тут всего полтора месяца, это считается „сразу“. И потом, если спуститься с Хайгейтского холма, внизу есть больница; случись что — обратимся в отделение скорой помощи. Но у нас даже страховки нет, так что все равно придется маме с папой сказать. А как подступиться к Национальной службе здравоохранения? Может, адвокат тети Элспет посоветует».

— Надо позвонить мистеру Рошу, — выпалили они хором и рассмеялись.

Джулия сказала:

— Вот невезуха.

— Мне уже лучше, — отозвалась Валентина.

В этот миг у нее — не в первый раз за последнее время — возникло такое ощущение, будто за ней следят. Нельзя сказать, что оно ее не покидало: на вершине холма она ничего такого не чувствовала. Валентина огляделась по сторонам: на улице никого не было, только молодая женщина с коляской, в которой спал ребенок. Равнодушные узкие фасады смотрели занавешенными окнами. Близнецы спустились по ступенькам к Риджентс-каналу; вода была спокойной, по берегам тянулись широкие дорожки. Дома виделись отсюда в странном ракурсе: они нависали где-то сверху, образуя прозрачную улицу. С неба то и дело падали холодные, тяжелые капли дождя. Валентина все время оглядывалась. Откуда-то появился мальчишка-подросток на велосипеде; он проехал мимо, не удостоив их взглядом. Но кто-то шел с ними в ногу по нависающей улице. Валентина слышала хруст гравия.

От Джулии не укрылось ее волнение.

— В чем дело?

— Сама знаешь.

Джулия собиралась повторить то же самое, что твердила ей днями напролет: «Не сходи с ума, Мышь». Но вдруг она тоже услышала эти шаги. И подняла голову. Ничего особенного: стена, перила, домишки. Она остановилась, Валентина тоже. Шаги скрежетали: раз, два, три, четыре, потом прекратились. У воды любой звук усиливался, но теперь усилилось отсутствие всяких звуков, и только канал лизал свои бетонные бока. Джулия и Валентина стояли лицом друг к дружке и прислушивались, склонив головы набок. Они выжидали — и шаги выжидали точно так же. Близнецы развернулись и заспешили в обратную сторону. Шаги помедлили, а затем продолжили свой путь, стихая по мере удаления.

Сестры вернулись к ступенькам. Поднялись на улицу. Вдалеке они увидели торопливо удаляющуюся мужскую фигуру в длинном пальто. Валентина помрачнела. Джулия предложила:

— Хочешь, вернемся домой?

«Хочу, но не в том смысле».

— Нет, не хочу, — сказала Валентина вслух. В квартире ей становилось просто невыносимо. — Давай сходим в Музей Виктории и Альберта, посмотрим наряды королевы Каролины. [58]

— Давай, — согласилась Джулия.

Они остановились: Джулия сверялась с путеводителем. Валентина была начеку, но теперь их оставили в покое.

Элспет почувствовала, что стоит на пороге открытия. Ее мысли давно занимала призрачность. Существует равновесие между эстетикой и практической стороной дела. Я постоянно суетилась, пытаясь делать то, что делают живые, возилась с предметами и так далее. Но ведь я способна делать то, что живым не под силу: могу летать, проходить сквозь стены, задувать телевизор. Я — не то чтобы материя; значит, я — энергия. Теперь Элспет сокрушалась, что в свое время считала ворон на уроках физики. Ее познания в области естественных наук были почерпнуты из телевикторин и кроссвордов. Если я — энергия, какой отсюда вывод? Она не понимала, почему Валентина ощущает ее присутствие, а Джулия — нет. Но Элспет действовала с удвоенной силой: в квартире следовала за Валентиной по пятам, включала и выключала свет. Валентина жаловалась Джулии на старую проводку и беспокоилась, как бы в доме не случился пожар. В отсутствие близнецов Элспет придумывала себе упражнения: отбросить тень, поднять в воздух листок с рецептами из магазина «Теско» (ни с тем ни с другим она не справлялась).

Ее воображение рисовало великолепную картину: Сброшу с полок все книги, разобью окна, сяду за рояль и буду наяривать «Кленовый лист». [59]Но ее сил не хватало даже на то, чтобы извлечь один-единственный звук. Она ходила по клавишам рояля, что есть мочи топая желтыми ботинками «доктор Мартенс». Клавиши проседали на пару миллиметров; ей начинал мерещиться шепот струн, но в действительности до этого не доходило. Куда лучше подчинялись ей двери: если петли были хорошо смазаны, она могла навалиться и толкать изо всех сил — дверь закрывалась.